Тесс Герритсен - Призрак ночи

– Джесси, – тихо говорит госпожа Диккенс.

– Вы знаете ее имя?

Она кивает:

– Джесси Инман. Она училась в школе вместе с моей племянницей. Очень красивая девочка, но была в ней… сумасшедшинка. – Госпожа Диккенс делает глубокий вдох. – Думаю, мне лучше присесть.

Я встревожена тем, как она побледнела; Мейв берет ее за руку, а я тороплюсь в другой конец комнаты – за одним из старинных стульев, стоящих там. Пусть ей трудно стоять, но даже в таком состоянии она не забывает своих обязанностей хранительницы музея и с испугом смотрит на истертое бархатное сиденье.

– Бог мой, этот стул нельзя трогать. Никто не должен на нем сидеть.

– Здесь некому пожаловаться, госпожа Диккенс, – ласково говорю я. – А мы никому не расскажем.

С трудом изобразив улыбку, она усаживается на стул:

– Я очень стараюсь соблюдать правила.

– Мы в этом не сомневаемся.

– Вот и мама Джесси была сторонницей порядка. Поэтому она пришла в ужас от того, что делала в ту ночь ее дочка. Эти ребятки не просто забрались в чужой дом. Они разбили окно, чтобы туда влезть. И вероятно, занимались тем, что делают подростки, когда в юном организме играют гормоны.

– Вы сказали, что она была красивой девочкой. Как она выглядела? – спрашивает Мейв.

Госпожа Диккенс качает головой, поразившись вопросу:

– Разве это имеет значение?

– Какого цвета были ее волосы?

Я уже приготовилась услышать, что волосы у девочки были темными, и потому очень удивляюсь ответу.

– Она была светловолосой, – говорит госпожа Диккенс. – Как и ее мама Мишель.

Это отличает Джесси от меня. А также от женщин, умерших в Вахте Броуди.

– Вы близко знали ее маму? – спрашиваю я.

– Мишель посещала мою церковь. Предлагала свою помощь в школе. Делала все, что обычно делают мамы, однако ей не удалось удержать дочку от глупой ошибки. Она умерла через несколько лет после Джесси. Говорят, от рака, но, думаю, в действительности ее убила потеря дочери.

Мейв смотрит на меня:

– Я удивлена, что подобная история не попала в местную газету. Я не обнаружила никаких упоминаний о том, что в Вахте Броуди погибла девочка.

– Опубликованных статей не было, – произносит госпожа Диккенс.

– Как так?

– Это из-за других ребят. Там были шестеро подростков из самых известных семей городка. Неужели вы думаете, им хотелось, чтобы все узнали о том, как их дорогие детишки разбили окно и забрались в чужой дом? И занимались там черт-те чем? Гибель Джесси была трагедией, но к чему усугублять ее еще и стыдом? Думаю, именно поэтому редактор согласился не разглашать имена и подробности. Я не сомневаюсь, что родители приняли меры по устранению ущерба, и это удовлетворило владельца, господина Шербрука. В газете появился только некролог Джесси, в котором говорилось, что она погибла в результате неосторожного падения в ночь Хеллоуина. Всего несколько человек знали правду.

– Вот почему ничего не нашлось в архивах, – говорит Мейв. – И тут возникает вопрос: много ли неизвестных нам женщин умерло в этом доме?

Госпожа Диккенс хмурится:

– Были и другие?

– Я обнаружила имена по крайней мере еще четырех женщин. И теперь вы рассказали нам о Джесси.

– Значит, пять, – бормочет госпожа Диккенс.

– Да, пять. И все женщины.

– Почему вы задаете такие вопросы? С чего у вас возник интерес?

– Это для книги, которую я пишу, – поясняю я. – Вахта Броуди занимает в ней большое место, и мне хотелось бы дополнить историю дома.

– Это единственная причина? – тихо интересуется госпожа Диккенс.

Воцаряется молчание. Она не пытается выудить из меня ответ, однако по ее взгляду ясно: она догадалась о причине этих расспросов.

– В доме кое-что происходило, – наконец отвечаю я.

– Что именно?

– Вот я и задумалась: а может, в доме все-таки обитает… – я застенчиво усмехаюсь, – привидение?

– Капитан Броуди, – бормочет госпожа Диккенс. – Вы видели его?

Мы с Мейв переглядываемся.

– Вы слышали о призраке? – спрашивает Мейв.

– Любой, кто вырос в нашем городке, знает эти истории. О том, что призрак Джеремии Броуди все еще хозяйничает в доме. Некоторые утверждают, что видели его стоящим на вдовьей дорожке. А другие – что он выглядывал из окна башенки. Ребенком я очень любила слушать эти сказки, однако никогда особенно в них не верила. Я предполагала, что наши родители пугают нас, чтобы мы не ходили в этот полуразрушенный дом. – Она бросает на меня виноватый взгляд. – Это было еще до того, как вы поселились там, когда-то здание и правда разваливалось. Разбитые окна, полусгнившая веранда… Летучие мыши, обычные мыши, тараканы – вот такие жильцы облюбовали Вахту Броуди.

– Мыши никуда не делись, – признаюсь я.

Она едва заметно улыбается:

– И никуда не денутся.

– Раз уж вы выросли в этом городке, – говорит Мейв, – вы наверняка помните Аврору Шербрук. Она жила в Вахте Броуди.

– Я знаю, кто она, но знакома с ней не была. Не думаю, что многие с ней общались. Она приезжала в городок время от времени, чтобы купить продукты, и в других местах не показывалась. Все остальное время проводила там, на холме, в полном одиночестве.

«С ним».

Его общества ей было достаточно. Он давал ей то, в чем она нуждалась, как и мне, – от утешения и объятий до опасных удовольствий башенки. Этого Аврора Шербрук никому не стала бы рассказывать.

«Да и я не стану».

– Когда она скончалась, кажется, никаких вопросов насчет обстоятельств смерти не возникало, – говорит госпожа Диккенс. – Я помню только, что ее тело пролежало несколько дней, прежде чем его нашел племянник. – Она морщится. – Зрелище, наверное, было ужасное.

– Ее племянник – Артур Шербрук, – поясняю я Мейв. – Вахта Броуди по-прежнему принадлежит ему.

– Он так и не смог отделаться от дома, – подхватывает госпожа Диккенс. – Участок там необыкновенно красивый, однако у дома всегда была дурная слава. А уж после того, как тело умершей пролежало в нем несколько дней и начало разлагаться, стало еще хуже. Ну и случай с Джесси… Когда Аврора умерла, дом уже потихоньку разваливался. Я уверена, что Шербрук лелеет надежду после всех ремонтов наконец найти покупателя и сбыть это наследство с рук.

– Возможно, ему просто следовало сжечь его, – говорит Мейв.

– Некоторые местные предлагали это сделать, но Вахта Броуди имеет историческое значение. Обидно даже думать, что дом с такой историей может быть сожран огнем.

Я воображаю, как языки пламени облизывают эти роскошные комнаты, как, словно факел, загорается башенка и сто пятьдесят лет истории становятся всего лишь кучкой пепла. А что происходит с призраком, когда его дом разрушают? Что случится с капитаном?

– Вахта Броуди заслуживает любви, – говорю я. – Она заслуживает заботы. Если бы я могла себе это позволить, сама бы ее купила.