Минка Кент - Девушки из хижины [litres]

– Ник! – Рука Бранта дергается под моими пальцами. Он выскакивает из водительского кресла. Взгляд его к чему-то прикован. Смотрю туда же.

На покосившемся крыльце стоит помощница Мэй и держит за руку маленькую светловолосую девочку, а та трет ладошкой заспанные глазки.

Толкаю дверцу и бегу следом за Брантом.

Нас догоняет Рен.

Все происходит как в замедленной съемке. Я не могу оторвать глаз от этого миленького личика, которое кажется ужасно знакомым, и отбрасываю все и всяческие сомнения, имевшиеся до этого момента.

– Это наша дочь, – шепчу я в прижатые ко рту ладони, остановившись около мужа.

– Это наша дочь. – У него срывается голос, глаза широко открыты.

Взявшись за руки, мы идем к ней, к Иви, к нашей Ханне. Спешим по гравийной дорожке к ветхому крыльцу, где стоит наш ангел, прикрываясь ладошкой от света фар. До нее остается несколько ярдов, когда Мэй, качая головой, останавливает нас, вытянув руку с раскрытой ладонью. Тогда я вспоминаю, что это не радостное воссоединение… по крайней мере, не для девочки, находящейся в центре событий.

Она наша, но мы – не ее. Еще нет. Пока мы чужие. Единственная мать, которую она помнит, ушла навеки. И кто знает, что она вынесла у Дэвиса за эти несколько месяцев.

– Иви! – раздается у нас за спиной. Увидев сестру, Иви выпускает руку Мэй и бежит к Рен.

Вдали слышится вой сирен; Мэй достает рацию и подносит к уху.

Мы не успеваем нарадоваться счастливому выражению лица нашей дочери, наконец-то встретившейся с сестрой. Потоки яркого света почти ослепляют нас; на трейлере Дэвиса отражаются сполохи красных и синих огней.

Скользя шинами по гравию, на дорожке тормозит грузовик. Нас заволакивает облаком пыли и каменной крошки. Иви прячется за Рен, Брант прикрывает меня своим телом.

Все происходит мгновенно.

Дверца в грузовике Дэвиса распахивается, и, когда пыль оседает, в мелькании огней я различаю его поднятые вверх руки. Два полицейских, скрываясь за дверцами автомобилей, держат его под прицелом, еще трое окружают грузовик.

Мэй кричит, чтобы мы легли.

В мгновение ока Дэвис оказывается на земле, лицом в песок и гравий. Один из помощников шерифа застегивает наручники на запястьях у него за спиной.

– Идем, Ник. – Брант ведет меня к седану, помогает сесть, но все это время следит за ситуацией у грузовика.

– Ты ведь не собираешься туда идти? – усаживаясь, спрашиваю я у мужа, но он не слушает. – Брант!

– Просто побудь в машине. Я сейчас вернусь.

Я достаточно давно замужем, поэтому хорошо знаю этот стальной блеск в глазах, но возразить не успеваю. Он уже ушел.

Выйдя из машины, хлопаю дверцей и спешу за своим мужем. Он уже преодолел половину дорожки и прямиком направляется к одной из патрульных машин, в которую коренастый полицейский усаживает Дэвиса. Тот не сопротивляется. Брат мужа выглядит осунувшимся – признак того, что снова пьет. Не затевает драку, даже не спорит. Он всегда был хитрым пронырой, а не бойцом.

– Брант! – зову я мужа. Он не хочет меня замечать, и мне остается только смотреть с расстояния в несколько ярдов, как он что-то говорит полицейскому, а тот кивает и отходит, оставив дверцу открытой.

Наклонившись, Брант берет своего брата за грудки и вытаскивает из салона. Подняв облако пыли, Дэвис падает на колени. Руки скованы за спиной.

– Смотри на меня, ты, дерьма кусок, – приказывает Брант.

Дэвис медлит, но в конце концов поднимает голову.

– Ты знал, где она была все эти годы? – Брант говорит тихо, но я слышу каждое слово. Двое полицейских повернулись к нам спиной, еще один у покосившегося крыльца беседует с Мэй. Та с интересом наблюдает за происходящим, но подойти ближе не спешит. Все отводят глаза.

Дэвис демонстративно сплевывает, давая понять, что отвечать не собирается. Даже в нынешнем своем положении он не упускает случая досадить брату.

– Давно знал? – Голос Бранта звучит угрожающе.

Дэвис пожимает плечом, потом трется об него носом.

– Не знаю. Годы, как правило, сливаются воедино…

– Давно? – Брант нагибается к лицу брата, голос его становится глуше, жестче.

Дэвис ухмыляется. Уверена, в других обстоятельствах было бы странно наблюдать, как мой кроткий супруг допускает рукоприкладство в отношении брата, но сейчас одной ухмылки достаточно, чтобы Брант сгреб его в охапку, поднял и бросил на землю. Дэвис шлепается на спину, вскидывает согнутые в коленях ноги. Брант готов его убить. На глазах у всех.

Из родных у Дэвиса остался только Брант. Остальные давно умерли. Единственным, кто не порвал с Дэвисом, когда он много лет назад пристрастился к наркотикам и завел себе плохую компанию, оказался мой муж. Прошло немного времени, и Дэвис изменился так, словно это он – старший брат. Мешки под мутными глазами, зубы, отчаянно нуждающиеся в стоматологе, землистый цвет лица, залысины. Он редко мылся, и это всегда чувствовалось по запаху.

Но все эти годы, после всех выходок Дэвиса, Брант ни разу не повернулся к нему спиной. Он предпочитал помнить того Дэвиса, которого знал раньше, с которым вырос, гонял на великах, обменивался бейсбольными карточками, ночевал под летними звездами, когда в доме было жарче, чем снаружи. Именно Дэвис купил моему мужу первый фотоаппарат – в местном ломбарде, на тринадцатый день рождения. Он вдохновил Бранта на первые снимки и даже служил ему моделью. Для Бранта фотография стала способом бегства из хаотичной реальности и одновременно способом контроля за ней. В конечном счете это увлечение переросло простое хобби или страсть. Оно превратилось в способ выживания.

Муж никогда не говорил об этом, но, по-моему, Брант считал себя в долгу перед Дэвисом. И, думаю, именно поэтому он всегда с готовностью давал и с еще большей готовностью прощал.

Но теперь, глядя на напряженные плечи мужа, желваки на скулах, глубокие морщинки на лбу, я понимаю: Дэвис для него умер.

– Почему? – спрашивает Брант. Его зеленые глаза впиваются в лицо брата. Но если он ищет в нем следы раскаяния, то напрасно.

– Я хорошо о ней заботился, – говорит Дэвис, как будто это что-то меняет. – Кормил. Разрешал весь день смотреть мультики. Черт возьми, она жила в хороших условиях.

Брант хочет что-то сказать, но вместо этого поднимает кулак, губы его кривятся. Потом, повернувшись ко мне, качает головой.

– Он этого не стоит, – говорю я. И никогда не стоил. Мы одалживали ему тысячи долларов, покупали машины, чтобы было на чем ездить на работу, вытаскивали из тюрьмы столько раз, что по пальцам одной руки не сосчитаешь. Ни разу не слышали ни слова благодарности, а теперь еще и это…

– Почему? – срывающимся голосом снова спрашивает Брант.

– Я в самом деле должен отвечать? – говорит наконец Дэвис. – Да ладно, Брант. Ты же не дурак.