Хейди Перкс - Вернись ради меня

– Прости, – повторила Мария. – Я знаю, Тесс не стала бы лгать, но я не могу поверить, что Дэнни хотел сделать что-нибудь подобное.

Сьюзен покачала головой и тронула ее за руку. Если кто и понимал Дэнни, так это подруги Марии. И Сьюзен, и Энни знали, что Дэнни нелюдим и замкнут, однако он не из тех, кто способен кого-либо обидеть.

Мария радовалась, что разговор между ними наконец состоялся и теперь о досадном инциденте можно забыть. Она совершенно успокоилась и думала совсем о другом, когда за ужином Айона заявила:

– То, что случилось прошлой ночью, было ужасно.

Мария заметила, как у Бонни отвисла челюсть и дочь замерла с наколотой на вилку картофелиной.

– Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь, Дэнни? – продолжала гостья.

Мария взглянула на сына. Дэнни сидел с пылающими щеками, нижняя губа подергивалась.

– Я не думаю, что… – начала Мария, но Дэнни отодвинулся на стуле – одна из ножек съехала на землю, стул упал – и мальчик кинулся со всех ног к домику на дереве, за считаные секунды забравшись туда по деревянной лестнице. Все ошеломленно смотрели ему вслед.

Стелла готова была побежать за братом, однако Мария накрыла ее руку своей, удержав на месте. Дэвид забарабанил пальцами по столу, не зная, что делать с этим эмоциональным взрывом. Бонни сидела красная и злая, сжав челюсти, и Марии очень захотелось, чтобы дочь хоть раз не поддалась гневу, а любила брата таким, какой он есть, как любили его остальные.

Айона повернулась к столу:

– Я, кажется, что-то не то сказала?

Если она ожидала уверений в том, что она не сделала ничего плохого, то ей повезло, потому что первым заговорил Дэвид.

– Это не твоя вина, Айона, – отозвался он и поспешил переменить тему. Беседа стала отрывистой и напряженной, а Мария с болью поглядывала на деревянную лесенку.

Она не могла поддержать Айону: слова девушки казались жестокими, пустыми и… увы, рассчитанными.

Она поглядела на своих дочерей, на гостью, на пустое место за столом, и у нее стало тяжело на сердце. Семейный ужин не должен был быть таким. Одного из ее детей недоставало, и кто-то другой занял его место.

Нервный озноб пробежал по ее телу, будто тысяча букашек, но Мария еще не знала, насколько глубоко эта чужая им девушка вобьет клин между ними и расколет семью.

Фрея пристально следит за моей реакцией. Я физически ощущаю ее взгляд, чувствуя, как моя жизнь вновь идет трещинами, раскалываясь на части и рассыпаясь мелкими осколками.

– Почему вы рассказали мне об этом? – Я постепенно прихожу в себя. – Вам не обязательно было это делать.

Фрея, чуть откинув голову, всматривается куда-то в даль.

– Я колебалась, стоит ли говорить. Не решалась до тех пор, пока мы не пришли сюда. Признаться, мне хочется вас предостеречь.

– От чего?

Фрея уставилась на меня как на безумную.

– Как только новость распространится по острову, местные отреагируют, и… – она вздыхает и замолкает. – Да ладно вам, Стелла! Айона часто бывала у вас в доме, дружила с вашей сестрой. Островитяне любят искать виноватых, и как только об Айоне узнают те, кто не был знаком с вами лично, от вас станут требовать ответов, которых у вас нет.

Я опускаю голову.

– Вы же понимаете, что я права, – произносит она мягче.

– Почему вы обо мне печетесь?

Фрея пожимает плечами.

– Я чувствую, что вам может понадобиться друг. Слушайте, мне пора идти, но вот, возьмите номер моего телефона, – она протягивает мне визитку. – И будьте осторожнее. Как я уже замечала, люди имеют привычку выдумывать то, чего нет.

Прошел час, а я все еще сижу в своей комнате, думая об Айоне. Я вспоминаю ее полной жизни, смешливой и остроумной за нашим обеденным столом. Жутко думать о том, что ее убили, но я понимаю, что кое-кому будет вдвойне тяжелее. Надо сообщить Бонни, прежде чем она узнает об этом из новостей.

Я снова направляюсь в кафе, однако, проходя мимо белого штакетника, вижу толпу, осаждающую полицейскую палатку на задней стороне нашего старого сада. Новость, очевидно, уже разлетелась, и я наблюдаю, как островитяне наперебой выдвигают версии и обмениваются сплетнями. Меня это не удивляет – на Эвергрине так было всегда, просто сегодня никто не скрывается.

Отрезвленная словами Фреи, я на минуту задерживаюсь, разглядывая толпу на расстоянии, однако мне нечего скрывать, и я отказываюсь чувствовать вину за то, о чем имею не больше представления, чем любой из них. В итоге я иду по саду, пока не приближаюсь к группе из почти незнакомых мне лиц. Мужчины и женщины моложе меня, некоторые со своими маленькими детьми; подростки; пожилая пара, суетливо пробирающаяся поближе к полицейским. Офицер полиции спокойно отвечает на все вопросы, удовлетворяя потребность собравшихся в подробностях из первых рук. Люди возбужденно переговариваются между собой, представляя резкий контраст с еще одной группкой людей, сгрудившихся у края леса.

Этих людей я узнаю. Энни Уэбб о чем-то ведет разговор с Руфью Тейлор, серьезной и бесстрастной. Справа от них Грэм Карлтон в своей черной шапке, надвинутой на брови. Рядом с ним я вижу еще одну женщину. Она поворачивает голову в мою сторону, и я догадываюсь, что это жена Грэма, Сьюзен, хотя она постарела так, что ее трудно узнать. Ее худое тело сутулится, а некогда золотистые волосы совсем побелели. Со своего расстояния я вижу, что ее лицо выглядит нездорово серым.

Я перевожу взгляд с одной группы собравшихся на другую: люди, которых я знаю с детства, и новые жители острова, более молодые, которые все сильнее оживляются, шумно переговариваясь. И где-то посередине между ними оказываюсь я.

Оглядевшись еще, я замечаю слева тележурналистку и оператора с камерой. Я узнаю ту самую девушку-репортера, которая сообщила о найденных останках в прошлую пятницу. Похоже, новости уже разошлись по всему миру, а это значит, что Бонни теперь информирована и страшно обижена на меня за пренебрежение. Моя рука инстинктивно нашаривает телефон, но сигнала, разумеется, нет.

Я знаю, что должна сейчас же вернуться в кафе, чтобы позвонить сестре, однако меня уже заметила Энни и зовет к себе. Чем ближе я подхожу, тем плотнее сдвигаются остальные, словно маленький отряд солдат перед лицом неприятеля.

– Стелла, – Энни протягивает мне руки. – Ты уже слышала? – произносит она серьезно.

Я киваю, позволив взять себя за руки:

– Не могу поверить, что это Айона.

Энни тоже кивает.

– Ты помнишь остальных из нас? – спрашивает она, показывая себе за спину.

– Помню, – я поворачиваюсь к Сьюзен: – Очень рада вас видеть.

– Хотелось бы при других обстоятельствах, – отзывается та и раскрывает объятья. Мы обнимаемся, и Сьюзен шепчет мне на ухо: – Мне так жаль твою маму. Она была моей лучшей подругой, мне ее так не хватало, когда вы все уехали.