Питер Мэй - Локдаун

– Какого черта вы здесь делаете?

– Это наш сын, – ответила Марта едва различимым шепотом, ей пришлось откашляться, чтобы повторить уже громче.

Врач устало взглянул на Шона и повел плечами.

– Мне жаль.

Сейчас все выражают сожаления.

– Как вы его лечите? – спросил Макнил.

Врач снял с изножья кровати Шона карту и изучил записи. Потом вздохнул.

– Мы даем ему стероиды. Он принимает обычный курс. У него ОРДС.

– Что это значит? – Марта вцепилась в руку бывшего мужа.

Но Макнил знал, что это означает. Когда эпидемия только начиналась, всем полицейским рассказали о симптомах и почти неизбежном течении гриппа. Как и любой грипп, он начинается с ломоты в теле, температуры, больного горла и кашля. А затем быстро переходит в прогрессирующее и необратимое поражение дыхательного тракта, так называемый «острый респираторный дистресс-синдром» – ОРДС. Начинается он как пневмония, но не поддается лечению антибиотиками или антивирусными препаратами. Макнил знал, что стероиды – последняя надежда, но даже они вряд ли остановят развитие воспаления, которое приводит к фиброзу и смерти.

– Все зависит от того, насколько крепкий у ребенка организм, – сказал врач. – Насколько эффективно его иммунная система борется с болезнью.

Макнил посмотрел на измученного мальчика в кровати. Он выглядел таким маленьким и беззащитным. От этого гриппа умирают и взрослые. Он скашивает здоровых, крепких и спортивных мужчин, как ветер соломинку. Какая надежда остается ребенку? Макнил закрыл глаза, понимая свою полную беспомощность. Но ведь он же отец, черт возьми! Должен оберегать сына и смотреть, как тот вырастет. Услышав, как сын зашелся в жестоком, выворачивающем наизнанку кашле, Макнил снова открыл глаза и почувствовал, что его переполняют слезы.

– Сколько ему осталось?

Врач пожал плечами. Он был столь же бессилен помочь мальчику, как и отец.

– Если продержится еще час, может, у него будет шанс выкарабкаться.

Выйдя наружу, Макнил стянул маску и вдохнул полную грудь холодного январского воздуха. Обнял Марту за плечо и почувствовал, как все ее тело содрогается от сдерживаемых рыданий. В полузабытьи они прошли мимо снующих туда-сюда людей, не замечая ничего вокруг, обратно через ворота на Миллениум-вэй. На противоположной стороне дороги тоже стоял забор, и они прошли через проем с нарисованным от руки знаком, указывающим в сторону мотеля «Миллениум», где через пару сотен метров можно было поесть и переночевать.

Но там царило запустение. Дома из осыпающегося кирпича заколочены. На месте снесенного дома завалы обломков и пробивающийся сквозь трещины в бетоне бурьян. Ржавый фонарный столб покосился под немыслимым углом. По периметру старой верфи навалены груды земли. Когда-то великая мечта тысячелетия. Мрачная, заброшенная, обанкротившаяся. Печальное отражение их собственной жизни. Брак лежал в руинах, ребенок застрял в этом жутком месте между жизнью и смертью.

На другом берегу зеркальной излучины реки пробивались сквозь пелену тумана небоскребы Кэнари-Уорф. Предвестники новой эры процветания и возрождения, по крайней мере, так считали их создатели. Но на самом деле такие же бездушные, как и построившие их люди, а теперь в страхе заброшенные.

Над водой раздался какой-то треск, раскатившийся медленным мрачным эхом. Марта подняла голову, как нюхающий воздух зверек. Ее вопрос был скорее машинальным, нежели вызванный интересом. Просто нужно было что-то сказать.

– Что это?

– Наверное, стреляют.

Она нахмурилась.

– Кто стреляет?

Макнил отвечал механически. Как и Марте, ему казалось, что нужно что-то сказать, заполнить какими-нибудь словами пустоту, иначе они утонули бы в ненужных размышлениях.

– Собачий остров закрыт. Там нет гриппа, и группа вооруженных людей, которым хорошо платят, присматривает за тем, чтобы никто не принес туда заразу.

– И им это позволяют? – не поверила Марта. На мгновение она забыла, почему они здесь.

– Видимо, да. Оттуда можно уехать, но вернуться уже не выйдет. У них нечто вроде статус-кво с армией, а правительство, похоже, решило не идти на конфронтацию. Периодически бывают перестрелки. Но, думаю, это лишь напоказ. Если кого-нибудь действительно застрелят, наверняка пошлют войска.

Снова разнесся треск, а потом настала тишина. Ее нарушало лишь неспешное пыхтение буксира, тянущего вниз по течению желтые контейнеры.

Несколько минут они шли молча. Потом Макнил сказал:

– Сегодня мой последний день.

Он понял, что Марта повернулась к нему, но не хотел встречаться с ней взглядом.

– В каком смысле?

– Я подал заявление. Заканчиваю завтра в семь утра.

– Не понимаю.

Макнил почувствовал в ее голосе смятение.

– Чего ты не понимаешь? Я увольняюсь.

– Почему?

– Потому что ты получила опеку над Шоном. И я понял, что если у меня сейчас нет времени с ним видеться, то никогда не будет.

Марта долго не отвечала.

– Жаль, что ты не додумался сделать это пораньше, – наконец сказала она.

– Не начинай, – Макнил убрал руку с ее плеча, и на него снова накатила та же странная злость. Как всегда, когда они ссорились. – Теперь я уже этого не хочу. Я делал это только ради Шона, только он имеет значение.

Марта взяла его под руку и крепко стиснула.

– Ты прав. Прости. Может, если бы мы оба думали о Шоне больше, чем о себе, все было бы по-другому.

Для Шона уж точно, подумал Макнил. Но он сомневался, что сам был бы счастливее. Или Марта. Если бы неожиданно не появился Шон, их отношения перегорели бы сами собой, и оба пошли бы дальше своей дорогой. Сколько пар загнаны в ловушку брака без любви из-за беспечно зачатого ребенка? И насколько это нечестно по отношению к ребенку? Шон просил у них только любовь. Но они всегда что-то просили взамен. А теперь он умирает, и у них остались только сожаление и чувство вины. Виноваты они оба.

– Чем займешься? – спросила Марта. – В смысле, чем будешь зарабатывать на жизнь?

Макнил тряхнул головой. Этой темы он старался избегать.

– Понятия не имею.

– Может, если Шон… – вдруг сказала она. – Если он выкарабкается… Может, попробуем еще раз? Ради него.

Макнил хмуро глянул на ледяной зимний туман и почувствовал, будто ухает в пропасть.

– Может быть, – неубедительно ответил он.

Эми подвела курсор к выпадающему меню на экране компьютера и выбрала «послать сообщение». В списке контактов в мессенджере она выбрала: «Сэм». И начала быстро печатать.

«Сэм, хочу попросить извлечь ДНК из тканей, которые Том достал из костного мозга. Как вы считаете?»

Она нажала «отправить». Сообщение с хлюпаньем ушло. Эми подождала ответа, глядя на окошко мессенджера. В качестве аватара, который появится на экране куратора вместе с сообщением, она выбрала свой портрет. А Сэм по какой-то причине – картинку с ярким попугаем. Эми всегда хотела спросить, что это значит, но забывала в процессе разговора – если текстовые сообщения можно назвать разговором. Они чаще переписывались в мессенджере, чем по электронной почте, это удобнее звонков. Достаточно оставить окно открытым, и можешь вернуться к разговору когда захочешь. В этот день Эми уже не раз говорила с куратором, введя антрополога на пенсии в курс дела с костями.