Эрин Келли - Каменная пациентка [litres]

Наконец-то она сказала это. Хелен искала понимания в его лице, но увидела лишь беспокойство в том, как дрогнули его губы, и поняла, что потерпела неудачу. Это было слишком крупное и болезненное для него знание. Ему легче верить, что она поступила так из-за болезни, чем принять правду: она не хотела от него ребенка, она не любит его, ее жизнь всегда принадлежала только ей самой. Робин сел рядом с ней на кровать Дэмиана, продолжая при этом держать дистанцию, как доктор при обходе палаты.

– Но, Хелен, ты бы именно так и сказала. Это признак того, что ты больна. – Это прозвучало так, словно в его лице вернулся доктор Бурес. Запоздавший на семь лет крик ужаса готов был вырваться из раздувшихся легких Хелен. – Твоя работа идет вразрез с рекомендациями медицинской консультации, лучшей медицинской консультации в стране. Доктора сказали, что слишком много волнений могут попросту спровоцировать новый срыв. – Он начал перебирать ее бумаги, складывая их лицевой стороной вниз друг на друга. Когда он выровнял чистые оборотные страницы, Хелен наконец встретилась с ним взглядом. – Они бы никогда не наняли тебя, если бы знали о твоем прошлом.

Была ли это угроза, замаскированная под беспокойство, или беспокойство, прозвучавшее как угроза? Хелен вгляделась в лицо Робина, ища признаки гнева, однако нашла там только тупое доверие к официальным учреждениям. Она заговорила очень медленно, будто это давало шанс удержать какие-то неправильные слова:

– Но мое прошлое – это тайна, Робин. Я провела в Назарете меньше месяца. Те медсестры едва знали мое имя, когда я там была, они бы сейчас меня и не вспомнили и вряд ли вознамерятся проверять списки сотрудников лондонской больницы, верно? – Ей пришло в голову, что утечка информации, если таковая случится, скорее будет исходить от секретаря ее личного врача, однако они заплатили деньги уровня Харли-стрит за сервис, соответствующий уровню Харли-стрит. – Единственный человек, который, вероятно, помнит меня, – это Мартин Бурес, и при всех его недостатках на нарушение конфиденциальности он не пойдет. Это будет больше, чем просто удар по репутации, – его вышвырнут вон из профессии. А вне медицинской сферы единственные люди, которые знают мой секрет, – это ты и я.

Хелен преподнесла ему свою угрозу на блюде – и не прикрытую гарниром. Если Робин собирался противостоять, лучше ему сделать это сейчас и по-английски честно. В детстве она видела, как другие дети играют в гляделки; она знала теперь, что чувствовали игроки, и когда Робин отвел взгляд, ощутила приятный вкус победы.

– А если я попрошу тебя не делать этого? – сказал он.

– Робин, я приняла решение.

– А если я запрещу тебе? – спросил он, но ему не хватило даже воздуха для этих слов, не говоря уж об уверенности.

– Ты можешь выбрать одно из двух – принять минимальный риск, что может выясниться, что твоя жена провела какое-то время в дурдоме; либо помешать мне работать, и тогда я точно попаду туда опять, – произнесла она.

– Значит, на самом деле у меня нет выбора, верно? – Робин пригладил покрывало на кровати Дэмиана, чтобы избавиться от вмятин, затем второй раз, чтобы избавиться от складок, а затем снова и снова, как Сьюзен со своей щеткой для волос, пока у Хелен не лопнуло терпение и она не схватила его за руки.

– Тебе никогда не придется говорить: «А я предупреждал», – сказала она. – Если ты об этом беспокоишься.

– О Боже, Хелен, я надеюсь, что нет, потому что если это скверно обернется… – Робин высвободился из ее хватки, выпрямился и взбил подушку. – Я кое-что понял о тебе, когда собирал вещи на поезд, – продолжил он. – За все эти годы – даже когда твои родители умерли, да упокоятся они с миром – я никогда не видел, чтобы ты плакала.

Это было правдой. Назарет выжег ей слезные протоки. И Хелен не могла понять по тону Робина – восхищается ли он ее силой или указывает на ее слабость.

Спортивный костюм Хелен – бледно-розовый с серыми вставками, головная лента в тон и гетры – висел в гардеробе ее углового кабинета. Штаб-квартира недавно созданного Восточно-Английского регионального управления здравоохранения выглядела как набор для уроков геометрии – квадратные фронтоны и полукруглые окна из стекла и хрома, похожие на транспортиры. Земли ипсвичских доков постепенно застраивались. На участках, по которым Хелен совершала утренние пробежки, вскоре появится то, что газеты называли «квартирами для яппи». Станут ли они достаточно живописны? Сентиментальные чувства к викторианской архитектуре – вот одна из причин, по которым терпели такую адскую дыру, как Назарет.

На столе Хелен зажужжал телефон.

– Пол Ламмис здесь, – сказала Корали. – Это касается всех.

Хелен наклонилась к микрофону.

– Спасибо, Корали. Приглашай их.

Стол в зале заседаний представлял собой старомодный овал красного дерева. Его закругленные края подразумевали, что все сидящие равны, однако Хелен не отказалась бы от своего места во главе. Майкл Стейн, министр здравоохранения, по должности был самым старшим из посетителей, но Хелен, как председатель управления, всю свою карьеру ждала такой встречи и не хотела, чтобы у кого-нибудь оставались сомнения в том, кто стоит у руля всего этого.

Делегация зашла внутрь: Майкл Стейн первым, возглавляя процессию безликих госслужащих, затем Давина Дебен – сотрудник Управления по связям с прессой. Давина за последние два года научила Хелен, как выступать публично, как правильно говорить и глубоко дышать, чтобы преодолеть панику и эмоции. Следом за Давиной – Пол Ламмис, местный депутат-левак и гордый настедский парень, который уселся, широко раздвинув ноги.

Но главную роль в сегодняшней пьесе предстоит играть лишь двоим.

По правую руку Хелен, в ярко-синем юбочном костюме и с взъерошенными светлыми волосами, стянутыми бантом, сидела Дженни Бишоп, новый генеральный менеджер, которой была поручена невыполнимая задача – управление Назаретом, приходящим в упадок. Дженни являлась квалифицированным психиатром с кровоточащим либеральным сердцем, стремилась творить добро и совсем не подходила для подобной работы. Пресса возмущалась, что к управлению больницами приходят такие люди, как Хелен, с деловым опытом вместо клинической работы и медицинского образования, однако Дженни Бишоп принимала все слишком близко к сердцу, чтобы работать эффективно. Какой смысл знать своих пациентов по именам, если вы не можете их накормить?

– Спасибо всем, что пришли сегодня. – Голос Хелен был тверд. – Как вы все знаете, мы собрались здесь для того, чтобы обсудить будущее Назаретской больницы. Как и со всеми прочими психиатрическими больницами, закрытие намечено в течение десятилетия, но новый план состоит в том, чтобы ускорить этот процесс. Сейчас там у нас чуть менее девятисот пациентов, однако оттого, что старое мужское крыло теперь закрыто, по-прежнему большой проблемой является переполненность.