Эрин Келли - Каменная пациентка [litres]

Робин поднял брови, испрашивая разрешения у врачей, и когда Керси кивнул – вышел из-за стола и взял ее руки в свои. Хелен почувствовала ток между ними прежде, чем смогла сама себя изолировать.

– Ты должна была сказать мне, – произнес он. – Я бы поступил с тобой правильно. Я имею в виду, я и поступлю правильно. Я понятия не имел, Хелен, я бы никогда не позволил отправить тебя сюда.

Означало ли это, что он все понял? Знал ли он, что Хелен не больна, что все это недоразумение, которое вышло из-под контроля? Она попыталась мысленно сообщить ему правду, но их связь никогда не была духовной. Робин, не выпуская ее рук, обратился к врачам:

– Насколько сильно она больна? В смысле, каков прогноз на выздоровление?

Надежда угасла прежде, чем успела вспыхнуть.

Бурес не дал Керси возможности ответить:

– Большую часть того, что известно о болезни Хелен, вы уже читали в записях о ней. При правильном уходе она сможет жить нормальной жизнью. Важно, чтобы вы понимали – это пожизненное условие и рецидив всегда на горизонте.

Робину рассказали больше о «состоянии» Хелен, чем ей самой за почти две недели пребывания здесь.

– Я, естественно, не желаю скандала, – сказал Робин. – Выходит, что мой ребенок – мой наследник, Хелен! – был зачат вне брака! – Он отпустил ее ладони и начал поглаживать свой подбородок в классической позе раздумий. – А затем еще этот вторичный скандал… – Он развел руками. – Мы должны пожениться как можно скорее, и я тревожусь о том, что придется представить это моим родителям как свершившийся факт.

Керси подался вперед на своем стуле.

– Мистер Гринлоу, в данный момент мы не думаем, что мисс Моррис способна к замужеству, но еще несколько недель нашей программы по коррекции поведения должны стабилизировать ее состояние.

Спасательная лестница начала складываться обратно, не доехав до Хелен. Еще несколько недель здесь? Суперинтендант взглянул на свою «звезду психиатрии» за подтверждением. Бурес торопливо кивнул:

– Мы не очень хорошо начали с Хелен, однако тот факт, что вы здесь, доказывает, что это работает.

Робин заложил руки за спину – интересно, у него всегда имелся наготове такой набор нелепых патрицианских жестов? – и подошел к окну с видом на прогулочные лужайки.

– Если мы поженимся, то я беру на себя полную юридическую ответственность за Хелен. Если с ней случится рецидив…

Бурес улыбнулся:

– Ирония, учитывая характер ее преступления, заключается в том, что Хелен хорошо подойдет именно домашняя сфера деятельности, где она не будет перенапрягаться. Но если случится очередной кризис, мы всегда будем рады лечить ее.

Вот тогда она и сделала свой выбор. Было всего два варианта: выйти замуж за мужчину, который поверил, что она психически больна, или действительно стать психически больной, оставшись надолго или даже до смерти в Назарете.

– А вы что думаете, Хелен? – Вопрос Керси явно был риторическим.

– Да. Я согласна. – Хелен видела, что они ожидают чего-то большего, и выдавила из себя то, что они хотели: – Спасибо.

Робин улыбнулся и ухватил ее за запястье. «Я хочу обладать тобой всякий раз, когда пожелаю». Хелен показалось, что она поскользнулась и куда-то падает. Замок защелкнулся, когда ее приговор заменили на брак.

Миссис Хелен Гринлоу стояла в ванной комнате при спальне своего лондонского дома – левой ногой на линолеуме, правой на краю ванны, сжимая согнутую резиновую диафрагму между большим и указательным пальцами левой руки.

Снаружи, на площади Святого Георгия, напоминавшей подкову в окружении лепных фасадов, березы клонились от ветра, доносящего звон Биг-Бена в ее спальню. В двухстах ярдах к югу между мостами журчала грязно-коричневая Темза. Робин внизу запирал дом на ночь. Хелен вставила диафрагму, помыла руки и легла в постель, пока Робин возился с входной дверью.

Хелен очень старалась сосредоточиваться на преимуществах брака, и самым большим, пожалуй, являлось то, что женам предоставляли участие в программе по планированию семьи, как само собой разумеющееся. Она не могла рисковать родить еще и дочь. Облегчение от того, что родился сын, было сравнимо с тяжким грузом, упавшим с плеч. Сын с легкостью будет жить и продвигаться в этом мире. Но девушка?… Слишком сложно. Очередное слабое звено в цепи женских поколений, которую Хелен была рада увидеть разорванной.

Врачи обычно рекомендовали воздерживаться от контрацепции, пока в семье не появится как минимум двое детей. Ее личный доктор сперва протестовал, однако затем ознакомился с записями о ней, присланными из Назарета, и сказал, что в ее случае целесообразно остановиться на одном ребенке. Те письма от доктора Керси, с копиями ее истории болезни, лежали у него на столе, ее фальшивое прошлое, кажущееся правдой из-за маленьких официальных коричневых конвертов и ее собственного согласия: Хелен приходилось каждый раз бороться с желанием протянуть руку через стол и выхватить их из коричневой папки, вцепиться в них и разорвать в клочья, но такое поведение лишь привело бы ее обратно в больницу.

– Спасибо, что согрела постель, – сказал Робин, скидывая подтяжки с плеч. Глаза Хелен закатились сами собой, но когда он оказался в постели и его руки зашарили под ее ночной рубашкой, она начала возбуждаться. Хелен сделала свой выбор в самом начале их брака – никогда его не отталкивать. Она не собиралась изменять этому правилу, и хотя иногда он видел ее ярость, прорывающуюся наружу, в целом, по его собственным словам, у него не имелось «претензий по этой части – а значит, претензий вообще».

Когда он благополучно захрапел, Хелен на цыпочках прокралась в ванную, где осторожно извлекла диафрагму – она могла это сделать теперь без подсматриваний из комнаты – и вернула ее на место в футляр, спрятанный в старой коробке из-под «Макс Фактор», куда Робин никогда не подумает заглянуть. Они с мужем пришли к своего рода согласию, и это вполне заменяло чувства или понимание. Он верил, что она больна, – и все равно хотел ее. Что это, если не любовь?

В гостиной ощущался слабый запах талька, и маленькая голубая распашонка висела на сушилке. Это было ее время – украдкой выделенные ночные часы, которые делали день терпимым. Хелен сняла с полки учебник по юриспруденции, спрятанный под суперобложкой от «Руководства по воспитанию детей» Труби Кинга. Те матери, которые рассуждали за утренним кофе о воспитании и воображали себя прогрессивными, были против жесткого режима Труби Кинга, но Хелен нуждалась в дисциплине так же сильно, как и Дэмиан. По этой книге она училась материнству, отмеряя по формулам унции заботы и минуты сна.

Дэмиан закричал, и она сжала кулаки от разочарования. Кинг объяснял очень доходчиво, что поглаживание ладонью между лопатками – это все, что нужно, чтобы успокоить ребенка, и после нескольких бессонных недель Дэмиану пришлось неохотно с этим согласиться. Теперь Хелен могла бы угомонить сына меньше чем за минуту. В мягком свете ночника она снова заметила, что несколько подбородков и пучки волосиков вокруг ушей делают его похожим на сэра Ральфа. У Дэмиана имелся только один комплект из бабушки и дедушки – Питер и Эжени пытались поддерживать связь с Хелен не больше, чем она с ними, – но те, которые были, всецело посвящали себя маленькому наследнику, переоформляли старую детскую Робина в Гринлоу-Холле в стиле Кролика Питера и провозглашали мальчика гениальным, когда он жевал серебряную погремушку.