Кейт Аткинсон - Большое небо

На пляже в этот час было довольно пустынно – только Джексон и сборище ранних пташек с питомцами. Друг друга они приветствовали бормотанием – «утро» или «хорошее утро» (с чем не поспоришь). Собаки выказывали больше воодушевления – обнюхивали друг другу причиндалы, как настоящие ценители. Слава богу, владельцам так не надо.

Отсюда виднелся Уитби – две мили к югу по берегу, остов аббатства на вершине скалы. Явно отлив. Пляж был чист и поблескивал в утреннем солнце. Каждое утро – обещание, подумал Джексон и укорил себя за то, что словно открытку вслух зачитал. Нет, не открытку – он эту надпись видел в лавке Пенни Рулькин, в «Кладезе», на крашеной деревянной вывеске. У Пенни Рулькин их были горы – «Осторожно: дети на свободном выгуле», «Считай воспоминания, а не калории» (принцип, который она соблюдала и сама, с такой-то талией), не говоря уж о вездесущем «Сохраняй спокойствие и делай дело» – банальный совет, который у Джексона вызывал особо острый разлив желчи.

Чуть подальше море что-то оставило на берегу. Дидона окунала лапы в воду – деликатно, точно вдовствующая аристократка в лодочке гребет, – и принюхивалась. Вроде рюкзак. Джексон подозвал Дидону – он не любил брошенных рюкзаков, даже если они, судя по виду, заночевали в море. Подошел ближе, и сердце екнуло. Рюкзак промок насквозь и потемнел, но по-прежнему видны были маленькие радуги. И единорог.

– Бл-лядь, – сказал Джексон Дидоне.

Та ответила сочувственным, хоть и непонимающим взглядом.

– Я когда-то был полицейским.

– Да, все так говорят, – ответил дежурный.

– Серьезно?

Что, правда? И какие это «все»? Люди, которые заявляются в отдел полиции и уверяют, будто случилось плохое, чем Джексон занимался последние десять минут – и результата пока не добился.

– Я правда был полицейским! – возмутился он. – Служил в полиции Кембриджшира. А теперь я частный детектив. У меня есть лицензия, – прибавил он. И сам счел, что вышло неубедительно.

Радужно-единорожий рюкзак он забрал с собой в коттедж и обследовал, пока Натан забрасывал в рот «Хрустящие ореховые хлопья», словно кочегар – уголь в печи «Титаника». Хлопья фигурировали в запретном списке, но где гранола, когда она так нужна?

– Матери не говори, – сказал ему Джексон.

– Это что такое? Фу, блин.

– Не «фу, блин», а просто мокрое.

Рюкзак уже подсох – последний час он болтался на ручке плиты «Ага». Джексон обзавелся «Агой», ага. И «Ага» Джексону по душе. Более мужественный предмет, нежели ему некогда внушали.

– Не узнаёшь?

– Неа.

– Вчерашняя девочка – которая на Эспланаде голосовала?

Натан пожал плечами:

– Ну типа. Про которую ты думал , что она голосовала.

– Она, да. У нее был точно такой же. Слишком мощное совпадение.

В совпадения Джексон не верил. «Совпадение – просто объяснение, которое ждет удобного случая» – одна из его мантр. А также: «Накопишь совпадения – получишь вероятность», – это он позаимствовал из старого эпизода «Закона и порядка».

– Как он в море-то угодил? – озадачился Джексон.

– Без понятия, – ответил Натан.

Даже Дидона включается в разговор охотнее.

– Вот и я, – сказал Джексон. – Но что-то тут нечисто.

Джексон впервые увидел этого единорога в Скарборо, в двадцати милях к югу. Течение в такую даль уволокло? Или рюкзак потеряли – либо выбросили за борт – где-то поблизости? Ветры, и приливы, и течения – двигатели мира, так? А Джексон в них – ни в зуб ногой.

«Девочка с единорожьим рюкзаком». Как эти скандинавские нуары, которых он не читал. Ему не нравилось – слишком мрачно и путано или слишком грустно. Детективы должны быть бодрые и нереалистичные, хотя, если честно, Джексон теперь не читал почти ничего, ни в каком жанре. Жизнь слишком коротка, а «Нетфликс» слишком хорош.

Рюкзак с единорогом никаких подсказок не выдал. Ни кошелька, ни хотя бы расчески или промокшего билета на автобус.

– Отнесу потом в полицию, – сказал Джексон Натану.

В округе полицейского отдела не было. Только долина, лес, магазин и череда коттеджей для работников поместья и отпускников. Иногда коровы. И некое подобие гостиницы – «Спрут и сердцевидка». Джексон однажды так себе пообедал с Джулией и Натаном в саду. Запеченная рыба, финиковые пирожные, в таком духе. Подавали в специальных керамических плошках.

– Из холодильника в микроволновку, – пренебрежительно прокомментировала Джулия, хотя это довольно точно описывало ее собственную кухню.

– О’кей, – пожал плечами Натан, не заинтересовавшись ни бытием, ни исходом единорожьего рюкзака.

У него самого рюкзак был огромный, с громадной галкой «Найки». Даже чехол на телефоне с логотипами. Мальчики-подростки жили, как рекламные щиты-сэндвичи, с ног до головы покрывали себя бесплатной рекламой корпоративных зол. Куда ушла индивидуальность? – вопрошал Джексон.

(– Ой, завязывай уже со своим Отпеванием Обреченной Юности [53] «Отпевание обреченной юности» ( Anthem for Doomed Youth , 1917) – сонет английского поэта, солдата Первой мировой войны Уилфреда Оуэна, перев. М. Зенкевича. , – посоветовала Джулия.)

– Давай доедай, – сказал Джексон. – Пора ехать.

– Минуту.

– Пора.

– Минуту! Надо еще вот чего.

Он инстил свои хлопья. Нет, вообще-то, фотографировал он себя, а хлопья просто попали в кадр. Мальчики-подростки не фотографируют свою еду, это не круто, так делают все решительно некрутые Гэри и Кёрсти этого мира – щелкают каждое проплывающее перед носом блюдо. Ягненок по-кандагарски в «Бенгальском кафе» на Меррион-уэй. Пад-тай с курицей в «Чаопхрайя». Кёрсти и ее любимый коктейль – лаймовый дайкири – в «Харви Николз». Из дайкири фотограф лучше, чем из Кёрсти. Несколько лет назад Джексон ездил отдохнуть в Южную Африку (долгая история), и женщина, которая ездила с ним (история еще дольше), называла свой излюбленный дайкири так, что ни один бармен не понимал, – с ее густым акцентом выходило «дакере». Женщина эта была закоренелой жительницей региона не с той стороны Пеннин, и над поездкой с первого дня тяготело проклятие. Немалую свою жажду эта женщина утолила, в итоге научившись коммуницировать, произнося «дайкири» правильно, – спасибо Джексону, включившему неполиткорректность. («Что такое вечер одинокой лесбиянки? Дайк. Кир». Женский суд ему еще долго это припоминал.)

Сам Джексон в рот бы не взял столь легкомысленное пойло. Односолодовый без льда, пинта «Блэк шип», временами «Рикар» или «Перно».

Кёрсти всю свою еду и все напитки вываливала в закрытый инстаграм-аккаунт в ложной уверенности, что Пенни Рулькин никогда не увидит. «Булочки с корицей, „У Бетти“, сад Харлоу-Карр – мням!» («Булочки-убийцы», называла их Джулия.)

– Не бывает ничего личного, – сказал Джексонов помощник Сэм Тиллинг: юный детектив не только брал на себя занудство наружки, но вдобавок был юным волшебником – не а-ля Гарри Поттер (хотя, сколь это ни прискорбно для его романтической жизни, на Поттера он немного смахивал), а просто в компьютерах шарил так, как Джексону и не снилось.