Минка Кент - Легчайший воздух [litres]

– Грир.

– Да-да, Грир, – говорит она, наклонив голову. Улыбка словно приклеена к ее лицу. – Откуда только у вас такое имя? У меня всегда был пунктик насчет имен. В детстве в моем классе было четыре других Эрики. Я поклялась, что никогда не дам своим детям имен, которые будут и у других детей. Если вы можете найти свое имя на сувенирной рюмке, значит, оно избитое.

Она не ждет, когда я отвечу ей, но я не обижаюсь. У меня нет желания объяснять тонкости деформированной логики моей матери женщине, которая, по сути, мне чужая и холодная, как ледышка, по отношению к моей пропавшей сестре.

В семидесятые годы на Манхэттене славилась известностью светская львица по имени Грир Форбс. Она была притчей во языцех. Без нее не обходилась ни одна колонка светских сплетен. Другие женщины шептались о ней, когда не были заняты тем, что боготворили ее. Моя мать обожала этот контраст – резкое мужское имя и шикарная, красивая женщина. Ей казалось, что это стильно и круто. Спустя годы она призналась – лучше бы она назвала меня Эмили или Элизабет, мол, это вне времени и легко пишется.

Я ставлю ногу на площадку под передним крыльцом дома Эрики и вспоминаю, что не вызвала такси. Но вместо того, чтобы стоять как дура, я выхожу на дорогу, готовая прошагать многие километры по заснеженному тротуару, пока не найду местечко, где можно выпить чего-нибудь горячего.

Я уже прошла два квартала, когда их черный лимузин останавливается рядом со мной. Заднее окно опускается, и Эрика высовывает голову.

– Был один случай, – говорит она. – Лет десять или одиннадцать назад. Эндрю вбил себе в голову, что я изменяла ему со своим личным тренером. – Уголки красных губ Эрики ползут вверх. – Сейчас мне это кажется жутко смешным, потому что тот парень был геем. Во всяком случае, Эндрю впал в бешенство. Потребовал, чтобы беднягу уволили и занесли в черный список во всех спортзалах в радиусе шестидесяти миль, что было, на мой взгляд, чересчур, потому что он был одним из самых востребованных тренеров в округе. Я это к тому, Грир, что Эндрю ревнив. Делайте с этой информацией что хотите. – Договорив, она взмахивает рукой и поднимает стекло. Черный автомобиль на всей скорости уносится прочь.

– Мер. – Когда Ронан видит меня, на его губах играет улыбка, а на щеках появляются симпатичные ямочки. Он затягивает меня внутрь и, прежде чем закрыть дверь, выглядывает на улицу и видит припаркованное на подъездной дорожке такси. – Где твоя машина?

– Я взяла такси.

Он морщится.

– Зачем?

Я не видела его больше недели. Выходные с Эндрю и его детьми превратились в дополнительную неделю с ними, а все потому, что Эрика решила продлить свое ямайское путешествие еще на шесть дней. Ронан берет мои руки в свои, подносит их к губам и согревает своим дыханием.

– Ты замерзла.

– В такси не работал обогреватель, – говорю я.

– И ты вся дрожишь. – Он ведет меня к дивану и усаживает к себе на колени. – В чем дело?

Я уже сбилась со счета, сколько раз в прошлом месяце занималась сексом с этим мужчиной. Мне стыдно представить, сколько раз я думала о нем, лежа рядом с мужем. Я сижу здесь, рядом с ним, и мое тело напряжено, как струна. Боже, с каким упоением я бы вновь отдалась во власть его ласк, но, увы, не могу.

– Мы больше не можем это продолжать. – Я выпаливаю слова, ради которых пришла сюда, пока не растеряла мужества их произнести.

Он молчит – иного я и не ожидала.

– Ты счастлива, Мередит? – спрашивает он, нарушая неловкое молчание.

– Ты о чем?

– О твоем браке. С Эндрю. Ты счастлива? – Он хмурит брови.

– Это здесь ни при чем. Просто то, что мы делаем, нехорошо. И мы должны остановиться.

– Ты несчастна, – говорит он. – В противном случае ты бы не пришла сюда.

– Ты был моим спасением, – говорю я. – Я жалкая скучающая женщина, а ты будоражил меня.

– Мы оба знаем, что я для тебя нечто большее, – говорит он. – И ты никакая не жалкая.

– Я жалкая потому, что попала в ситуацию, в которую не должна была попадать.

– Ты всего лишь человек. – В его голосе слышится сочувствие, которого я не заслуживаю.

Я встаю с дивана, расхаживаю по его гостиной и на миг замираю перед панорамным окном, глядя на ожидающее меня такси.

– Ты пытаешься уговорить меня остаться. Прошу тебя, прекрати. Я приняла решение.

– Он недостоин тебя, Мередит. – Обхватив голову руками, Ронан глубоко вздыхает. Я ошарашила его. – Но ты сама это знаешь.

– Дело не в том, что я не хочу быть с тобой, – говорю я. – Просто я не должна этого делать. Это нехорошо. Я больше не хочу быть непорядочной женщиной.

Я не прощаюсь – не могу. Просто молча выхожу за дверь.

Я сажусь на заднее сиденье. Я вернусь домой, к мужу, надеясь, что смогу забыть о том, что сделала, что мой брак еще можно спасти. Но стоило такси отъехать от дома и свернуть на хорошо мне знакомую усаженную деревьями улицу, как я уже скучаю по Ронану. Боже, вдруг я приняла неправильное решение… вдруг я выбрала не того?

– Ты же знаешь, что у него есть экономка, – говорю я матери. Та стоит у гранитной раковины в кухне дома Эндрю.

– Я просто пытаюсь помочь. – Ее руки по локти в мыльной воде, она моет посуду за Колдером и Изабо. Ее взгляд прикован к выпуску новостей на каком-то кабельном канале. Телеэкран полон экспертов и криминалистов, которые, перебивая друг друга, обсуждают мою сестру. Повод есть – со дня ее исчезновения прошла уже неделя.

– Тьфу, выключи это. – Я достаю пульт, но мать хлопает меня по руке.

Не далее как этим утром полиция опубликовала заявление о том, что Ронан стал возможным подозреваемым и временно отстранен от работы. Похоже, он вдохнул в эту историю новую жизнь, и теперь наше семейное дело снова в центре внимания всех ток-шоу кабельных телеканалов.

К сожалению, звонки по «горячей линии» – а их было немало в первые дни – все как один приводили в тупик. Я надеялась, что фургон найдут. Имея номер автомобиля, полицейские смогли установить личность его водителя. Увы, в тот день, когда Мередит пропала, он был в Миссури.

Так что теперь всеобщее внимание приковано к Эндрю и Ронану, паре презренных любовников, классических подозреваемых.

– Если вы спросите меня, – пытается перекричать остальных мужчина в сером костюме и желтом галстуке, – я ставлю на ее бывшего парня. Детектива. За все двадцать пять лет работы в правоохранительных органах я ни разу не видел, чтобы кто-то провернул такой номер. Вы принимаете присягу. Вы выполняете свою работу. И если вы ничего не сделали, вам не о чем беспокоиться. То, что он сам не отстранился от участия в расследовании, – на сегодняшний день самая большая улика. Не понимаю, как можно закрывать на это глаза?