Минка Кент - Легчайший воздух [litres]

Забавно, что он говорит это, потому что некоторое время назад они с Грир подумывали связать себя узами брака. Похоже, люди меняются, а вместе с ними меняются их мысли.

– Зато это романтично, – говорю я. – Это знак верности.

– Тогда у нас с тобой совершенно разные представления о романтике.

– Не спорю. – Я встаю и заглядываю за прилавок. – Послушай, Харрис. Если тебе скучно, не хочешь приготовить мне чай со льдом?

Я бы попросила «Лондонский туман», но если я его закажу, то потом буду думать о Ронане, а в последнее время я только это и делаю.

Его плечи понуро опускаются. Мне кажется, это притворство, ведь он все равно идет и готовит мне чай. Мгновение спустя он ставит передо мной чашку и приветствует у кассы женщину в туфлях от Гуччи.

Во всех других заведениях у них есть бариста, кассир и кто там еще требуется. Но это их флагманское кафе, всего шестьсот квадратных футов, и ему нравится самому обслуживать посетителей.

Он также ярый сторонник контроля, ему нужно постоянно знать, что происходит, следить за тем, чтобы кофе варился при идеальной температуре двести пять градусов по Фаренгейту и ни одна чашка чая не заваривалась дольше трех-пяти минут. Это самое маленькое их кафе, зато оно приносит больше всего дохода, и это, безусловно, заслуга Харриса.

Он возвращается, чтобы приготовить даме у стойки двойной мокко со льдом, и она протягивает ему двадцатидолларовую купюру.

– Итак, вернемся к Грир, – говорю я.

Лицо Харриса каменеет.

– Признайся честно, ты ведь в течение многих лет пудрил ей мозги.

– По чьим словам?

– Это не вопрос мнения. – Я потягиваю чай со льдом. Он идеален. Может, Харрис не так уж и плохо ко мне относится? Или же у него пунктик в отношении качества? Вероятно, последнее. – Это факт.

– Не понимаю, чего ты ожидаешь от меня, – говорит он. – Мы работаем вместе. Мы всегда вместе. И она мой лучший друг. Уверяю тебя, никто никому не пудрит мозги. Просто… нам так лучше. Это то, что в данный момент устраивает нас обоих. И должен ли я напоминать, что это она съехала от меня, а не наоборот?

Я вздыхаю. Мне вспоминаются грустные нотки в голосе моей сестры всякий раз, когда она говорит о Харрисе. Она все еще любит его. Она все еще питает надежду. И глядя на него сейчас, я вижу, что он не намерен возвращаться к тому, что было. Если бы он хотел ее вернуть, он бы боролся за нее. Если он может бороться против изменения климата, то что мешает ему побороться за женщину, которую любит?

– Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, что ты придурок? – спрашиваю я. – И эгоист.

– Никогда, – с улыбкой отвечает он.

– Тогда я это говорю. – Я делаю глоток чая. – Это потому, что ты единственный мальчик в семье.

– Что?

– Ты единственный мальчик в своей семье. Причем самый младший, – говорю я. – Ты привык к тому, что с тобой все должны носиться. И тебе никогда не приходилось делить чье-то внимание. Вот почему ты такой мудак.

– Ничего себе. – Он на миг умолкает. – Это довольно сурово, Мередит.

– Думаю, ты мог бы быть и повежливей, – говорю я. – И тебе придется поработать над этим.

– Я вежливый. – Одна его бровь недоуменно ползет вверх.

– Не со мной, – говорю я.

– Это лишь потому, что мне не все равно. Ты как маленькая сестренка, которой у меня никогда не было. И Грир жутко бесит, когда ты совершаешь всякие глупости… Не знаю… как можно было выйти замуж за мужчину вдвое старше тебя.

У меня от удивления отваливается челюсть.

– Ты серьезно, Харрис? Ты решил втянуть в это и моего мужа?

– Не твоего мужа. Твой брак, – уточняет он. – Он просто какое-то недоразумение, тебе не кажется?

Я качаю головой и смотрю вниз. Я бы не назвала свой брак недоразумением, но его слова ранят меня.

На двери звякает колокольчик. В кафе, прижав телефон к уху, входит Грир и, не поднимая глаз, проходит мимо меня. В следующий миг она исчезает в своем кабинете и закрывает за собой дверь.

Я слезаю с табурета и решительно направляюсь следом за ней. Увидев меня, она не улыбается. Не тушуется и не смущается, но, закончив говорить, зарывается лицом в ладони.

– Что случилось? Что не так? – спрашиваю я.

– Только что говорила с нашим бухгалтером, – отвечает она. – Скоро мы начнем закрывать наши кафе.

– Наши кафе… множественное число… то есть больше, чем одно кафе? – спрашиваю я.

Скрестив на груди руки, она откидывается на спинку стула и тупо смотрит в пространство.

– Да. По крайней мере три из пяти.

– Что?

Она качает головой.

– Выручка упала. Некоторые кафе работают в убыток.

– Понятно, вам нужно просто обрезать жирок. Оставить лишь те, что приносят вам деньги, – говорю я. – Пойдем чего-нибудь выпьем. Я угощаю, – говорю я. – У меня в сумочке лежит «ксанакс», можешь взять его себе.

Ее бледно-голубые глаза в упор смотрят в мои, и я понимаю, что превратилась в одну из тех домохозяек с таблетками, которые щелчком своих наманикюренных пальчиков исхитряются получить у семейного врача любое лекарство, какое только захотят.

– Шутка, – говорю я. Хотя на самом деле нет. – Но пойдем. Давай выберемся отсюда. В любом случае Харрис просто невыносим.

– Я не могу иметь дело одновременно с вами двумя, – говорит она. – Только не сегодня.

– Я шучу. – Это моя очередная ложь. – Он просто прелесть. На самом деле мы говорили о тебе.

Десяток слов – их оказалось достаточно, чтобы завладеть ее вниманием и отвлечь от отчаяния. Взяв сестру под руку, я вытаскиваю ее из кресла и хватаю ее сумочку.

– Пойдем. Выпьем чего-нибудь, и я тебе все расскажу.

Сайт FindMeredithPrice сегодня буквально гудит. С тех пор как вчера обнародовали новость про Ронана, каждый кабельный новостной канал мусолит и пересказывает одни и те же несусветные версии, а телезрители требуют новых. Согласно опросу Си-эн-эн, восемьдесят четыре процента зрителей считают, что за исчезновением Мередит стоит Ронан.

Я кладу телефон на кухонный стол, когда в кухню входит моя мать, ведя на буксире Уэйда. Утро, и они спустились на завтрак. И как только они могут набивать желудки в такое время? Это выше моего понимания, но мать как будто спрятала голову в песок и не желает ничего знать.

Это ее способ не сойти с ума.

Впрочем, мы не лучше.

Но у меня, в отличие от нее, отшибло аппетит. Так обычно бывает, когда я нахожусь в состоянии стресса. Мое тело отключается. Оно не спит и не ест. Оно входит в режим выживания, посылая время от времени сигналы о жажде, напоминая, что нужно хотя бы изредка пить воду.

– Грир, не хочешь тостов? – спрашивает мать, вытаскивая из кладовой каравай хлеба ручной выпечки.

– Нет, спасибо.

– Тебе нужно что-нибудь съесть, – говорит она. – Ты худая, как жердь.