Минка Кент - Легчайший воздух [litres]

В конверте лежало письмо от адвоката моего биологического отца относительно трастового фонда, доступ к которому я должна получить по достижении двадцати шести лет.

Я никогда не говорила Эндрю об этих деньгах.

Я вообще никому не говорила о них.

Грир и моя мать – единственные, кто в курсе, и я хотела, чтобы так было и дальше.

Женщина стоимостью пять миллионов может стать опасным товаром в чужих руках. Да, я молода, но я не наивна.

– Я думал, что это от адвоката по бракоразводным процессам, – сказал он. – Я не хотел оставаться в неведении.

Я закатываю глаза. С моих губ срывается недоверчивый смешок.

– Серьезно, Эндрю? Это твое оправдание?

– Да. – Он выглядит серьезно. И говорит серьезно. Но я ему не верю.

– Это вторжение в личную жизнь, – говорю я.

– Извини, Мередит. Честное слово, извини.

Он вполне мог заговорить со мной о фонде, упрекнуть меня в том, что я скрывала его существование, но он этого почему-то не делает, не знаю почему. Наверно, для него пять миллионов – это капля в море, из-за которой не стоит раздувать скандал?

Я встаю из-за стола, мне неприятно находиться с ним рядом. Но он тоже встает и тянется к моей руке. Я вырываю руку и шагаю к лестнице.

– Ты куда?

– Мне нужно подумать. – Я осознаю лицемерный характер своей злости. Я злюсь на него за то, что он скрывал что-то от меня, хотя сама все это время делала то же самое. И все же он меня предал. Мне нужно побыть наедине с моими мыслями. Нужно все хорошенько обдумать и решить, что это значит для будущего нашего брака.

Возможно, все были правы. Возможно, нам не стоит оставаться вместе. Брак, построенный на секретах, недолговечен.

– Мне жаль. – Он вновь извиняется, и это крайне важно, потому что Эндрю Прайс не привык этого делать. Он идет за мной следом так близко, что я чувствую тепло его тела, ощущаю спиной исходящую от него энергию.

Дойдя до середины лестницы, я поворачиваюсь к нему.

– Пожалуйста. Мне нужно побыть одной.

– Нет, мы должны поговорить. – Он вновь тянется ко мне, его пальцы сжимают мое запястье и тянут с такой силой, что я едва не падаю на колени. Я выдергиваю руку, тру пульсирующую от боли покрасневшую кожу и прижимаю руку к груди. – Никогда больше не трогай меня так!

Впервые я вижу в его глазах уязвимость. Неужели он действительно боится потерять меня? Да, он неприлично богат, но теперь, когда у меня будут собственные деньги, он не сможет вечно держать меня на поводке, и эта неуверенность его пугает.

Эндрю любит проявлять обо мне заботу. Ему нравится, что я в нем нуждаюсь. И теперь, когда он знает, что скоро этого не будет, что он теряет превосходство, ему страшно. Полтора года брака позади, и я только сейчас начинаю понимать комплексы этого успешного, обаятельного, влиятельного человека. Они гораздо глубже, чем я могла себе представить.

– Сегодня ты ляжешь спать в гостевом домике, – говорю я ему, прежде чем повернуться к нему спиной. Я поднимаюсь по лестнице, иду в нашу спальню, закрываю за собой дверь и запираюсь на ключ.

Затаив дыхание, я прижимаюсь ухом к двери и жду, не раздадутся ли шаги, вздохи, что-нибудь, что сказало бы мне о том, что он пытается нарушить мои границы.

Но за дверью тихо.

Раздевшись, я набираю самую горячую ванну, какую только могу вынести, и когда выхожу, я смотрю в окно, обращенное на заднюю часть дома. В гостевом домике горит свет. Силуэт Эндрю движется за шторами.

Это новое для меня ощущение – одержать верх.

Забравшись в кровать, я прижимаю к груди телефон. Мое тело, словно налитое свинцом, тонет в мягкой постели.

Я должна с кем-то поговорить, решить, что мне делать дальше. Я остаюсь? Или ухожу? Не слишком ли остро я реагирую? Если позвонить сестре, она начнет читать мне лекции, убеждать меня бросить его и возненавидит его даже больше, чем сейчас. Если позвонить Эллисон, каждый раз, видя нас вместе, она будет вспоминать этот звонок, а так как она моя единственная подруга, то возникнет неловкость. Мать – вообще полный швах по части советов, она не в состоянии сохранить секрет, даже чтобы спасти собственную жизнь.

Мне требуется непредвзятое мнение, кто-то такой, кто меня выслушает и не станет говорить мне то, что, по его мнению, я хочу услышать, и кто не станет судить меня, поскольку небезразличен ко мне и потому не может быть объективным.

Я ворочаюсь в постели, и вдруг мне на ум приходит Харрис.

По большому счету я ему безразлична, и это означает, что он не предвзят и не побоится сказать горькую правду.

Горькая правда – именно то, что мне сейчас нужно.

Правда и жестокая честность.

Я пролистываю ленту контактов в мобильнике и нахожу его имя. Мне хватит пальцев обеих рук, чтобы посчитать, сколько раз я звонила ему, но сейчас это мой лучший выбор.

Точнее, мой единственный вариант.

Сейчас в Нью-Йорке почти восемь часов. Возможно, он еще не вернулся домой с работы, поскольку ньюйоркцы имеют привычку пить кофе круглосуточно, но я могу оставить ему голосовое сообщение. Если он не перезвонит, значит, он не хочет со мной разговаривать, и это нормально, но я все равно попробую.

Мой большой палец нажимает на его имя. Раздаются два гудка. Он отвечает.

– Харрис, – говорю я, чувствуя, что у меня перехватило дыхание. – Если честно, я не ожидала, что ты ответишь.

– Что случилось? – спрашивает он. По его тону не скажешь, что я ему противна.

– У тебя есть секунда, чтобы поговорить?

– Если речь идет о Грир, то нет, – отвечает он.

– Дело не в Грир.

Он молчит.

– Мне нужен совет, – говорю я.

Звяканье кастрюль на фоне джазовой музыки подсказывает мне, что он, похоже, дома и готовит себе ужин.

– Ты один? – спрашиваю я, что на самом деле означает: «Она у тебя?»

– Да, один. – Несколько секунд мне слышна текущая из крана вода.

– У меня столько всего накопилось внутри, и мне нужно срочно излить душу, но мне не с кем поговорить, – говорю я.

– Могу на секунду быть с тобой откровенным? – спрашивает он, щелкая на заднем плане газовой горелкой. – Ты плохо разбираешься в людях, Мередит. Ваши отношения всегда были поверхностными, в лучшем случае. В них нет глубины, и поэтому они такие недолговечные. Сколько друзей ты завела в Глейшер-Парке?

– Одного человека.

– Именно это я и хотел сказать. И почему ты сейчас звонишь мне, а не этому своему другу?

– Мне неудобно говорить с ней об этом.

– Все понятно. – Его снисходительный тон почти невозможно игнорировать, но я стараюсь. – В любом случае, чем я могу тебе помочь? Какую суровую реальность я имею честь возложить сегодня на твои хрупкие плечи?

Вздохнув, я выкладываю ему все, каких бы усилий и унижения мне это ни стоило бы.

– У меня проблемы с мужем.

Харрис молчит. Затем: