Стина Джексон - Серебряная дорога

Торбьёрн вытер руки о брюки и провел тыльной стороной ладони по засеянным крошками усам:

— Моя матушка сейчас лежит в своем гробу и ухмыляется, Мея. В этом я точно могу поклясться.

— Да? И почему же?

— Потому что ты сидишь здесь. Она постоянно твердила мне, что я должен обзавестись детьми. В ее понимании это было важнее, чем просто найти себе женщину. Иметь кого-то, кто позаботится о земле, когда ты сам станешь старым и немощным.

Мея не знала, что ответить, поэтому потянулась за олениной. Положила большой кусок на хлеб и сразу же жадно вилась в него зубами. Надеялась, что это обрадует старикана. И он действительно улыбнулся.

Торбьёрн вылил остатки кофе в термос и потянулся за наушниками. Мея понятия не имела, в чем заключалась его работа, знала только, что он проводит целые дни в лесу. Как обычно, уходя, он надел зеленую куртку с кожаными накладками на локтях и оранжевый жилет, не сходившийся у него на животе.

— Не забудь, в сарае есть велосипеды, если тебе надоест сидеть здесь, — сказал он на прощание.

Когда Торбьёрн ушел, она приоткрыла дверь в комнату Силье. Ее встретил кисловатый запах от пепельницы и недопитого вина. Мать лежала, раскинув руки и наклонив голову к плечу, как Иисус на кресте. Словно мертвая. На бледной коже, подобно синякам, выделялись соски. Грудная клетка поднималась при каждом вдохе. Именно в этом Мея всегда стремилась убедиться в первую очередь — в том, что мать дышит.

— Ты проснулась?

Она на цыпочках подошла к Силье, сунула руки ей под спину и, опершись о матрас, повернула на бок. Силье не издала ни звука, ничем не показала, что она в сознании. Мея подогнула худые колени матери к животу, и теперь та лежала, свернувшись калачиком. Еще несколько усилий, и лицо Силье оказалось у края кровати. Так было безопаснее всего. В случае, если мать будет блевать во сне.

Когда звонок телефона нарушил тишину, Лелле от неожиданности расплескал кофе, и только спустя время сердце перестало частить. Он подумал, что ему никогда уже не привыкнуть к этому звуку, телефон для него стал предвестником беды.

— Я проверил того мужчину… ну, из Хедберга, — сказал Хассан.

— И?

— Похоже, у тебя нюх на всякую мразь. Имя этого господина — Рогер Ренлунд. Его судили за изнасилование в семьдесят пятом и еще за избиение женщин в восьмидесятые… Теперь он на пенсии по инвалидности и вроде как унаследовал усадьбу в Хедберге после родителей. Живет там один с одиннадцатого года.

— Один? Ты уверен?

— Во всяком случае, он единственный числится по этому адресу, да.

— Он сказал, что звонил своей старухе. Я проверил потом номер, он принадлежит дому престарелых в Арвидсъяуре.

— Скорее всего, она работает там. Или ему нравятся пожилые дамы. Геронто… как его… фил, — блеснул познаниями полицейский. Рот Хассана был набит едой, когда он говорил.

Лелле бросил взгляд на кухонные часы. Они показывали пять минут первого. Обеденное время для нормальных людей.

— Ты встретишься с ним?

— На каком основании? Потому что у него футболка с изображением Лины? Такие есть у половины Норрланда.

Пальцы до боли сжали телефон.

— О’кей, — буркнул Лелле. — Я понимаю.

— Лелле, — устало сказал Хассан, — только не наделай глупостей, ладно?

Лелле сидел с опущенными жалюзи и изучал спутниковую фотографию усадьбы Рогера Ренлунда. Она стояла уединенно, сзади вплотную примыкал густой лес, а спереди раскинулся дикий луг. Загоны, судя по снимку, были пустые, ни коров, ни лошадей. Хлев, три небольших сарая и курятник… Возможно, погреб в правом углу участка, но это было трудно понять. В любом случае, места, чтобы спрятать кого-то или что-то, хватало. До ближайших соседей — почти пять километров. До владений Рогера Ренлунда никому дела не было, и это было большим плюсом, если щербатому есть что скрывать.

Лелле не хотел зацикливаться на подобных мыслях, но они были его единственным утешением. Он ведь отказывался верить в смерть Лины и с самого начала заявил Анетт, что кто-то держит их девочку у себя. Кто-то в этом мире знал, где она находится, и он собирался найти ее, пусть даже ценой собственной жизни. В первое лето он стучался к каждому подозрительному мужику и просил разрешения заглянуть в подвал и на чердак. Его встречали и проклятиями, и горячим кофе — по-разному, и, убедившись, что Лины нет, он чувствовал еще большее опустошение. Со временем он пришел к мысли, что Норрланд — умирающая земля. Здесь царило одиночество. Оно было разлито повсюду и распространялось, подобно эпидемии. И он все больше осознавал, что одиночество поглощает его самого.

— Тебе известна деревня под названием Хедберг?

— Да, конечно.

— Там есть некий Рогер Ренлунд, ты знаешь его?

Киппен прищурился и, выпятив губы, уставился на полку с сигаретами, словно там был написан ответ:

— Нет. Это имя ничего мне не говорит, а что?

— Я решил заявиться к нему без предупреждения.

— Хочешь попытать счастья?

Лелле кивнул и разорвал упаковку сигарет:

— Если я не вернусь, ты знаешь, что тебе делать.

Киппен передернул плечами, дряблая кожа на шее качнулась, но он ничего не сказал, только тихо присвистнул.

В магазин вошли несколько молодых парней, и Лелле, сунув сигарету в рот, направился к двери.

Он припарковался на заросшей травой поворотной площадке, которую нашел через спутник, а дальше собирался идти вдоль ручья, чье русло вело к заднему двору Рогера Ренлунда. Шагнул в густые заросли кустов и молодых деревьев, доходивших ему до подмышек, и вверх взмыли целые тучи насекомых. Он заправил брюки в сапоги и натянул на голову капюшон, чтобы защититься от комаров, а еще немного спустя сломал ветку и принялся энергично обмахиваться. Жужжание над ним уменьшилось, и стало чуточку легче. Почва была сырой и топкой, свет ночного солнца едва проникал между деревьями. Комары возобновили атаку, норовя укусить в лицо. Пистолет покоился за поясом, и Лелле ощущал запах собственного страха, пропитавший кожу. Пожалуй, именно этот запах и привлекал чертов гнус.

Лелле не знал, чего он собственно боялся: то, что его обнаружит щербатый мужик, или то, что в его усадьбе он может найти следы Лины? Или не найти — это тоже вариант. О своей безопасности он думал меньше всего. Что с ним будет, не играло никакой роли. Он с самого начала решил искать свою дочь любыми средствами, законными или нет, со всеми вытекающими последствиями. Но если покопаться… его пугало то, что сам он находился едва ли не на грани безумия, считая каждого одинокого мужчину потенциальным похитителем. Вряд ли его выводы так уж безупречны, но какие есть. У него был другой путь — глотать диазепам и зопиклон, проводить вечера, терзая социальные сети. Так, как это делает Анетт. Она не нарушает никаких законов, не бегает с пистолетом по чужим владениям среди ночи. Не ездит по мертвым деревням и не ищет дочь среди развалин. Этим занимается он, и не прекратит заниматься, пока не найдет Лину.