Люсинда Берри - Я не сойду с ума

– Где Синичка? – спросила Ханна.

Джейни подняла глаза.

– Она убежала под кровать.

Ханне тяжело уже было наклоняться, поэтому я опустился на пол и лег. Синичка съежилась в дальнем углу. Она уворачивалась от моей руки и без конца пищала. Наконец мне удалось ее вытащить. Синичка вся дрожала, словно замерзла. Я пошел отдать ее Джейни, но Синичка изогнулась дугой и зашипела.

– Странно, – сказал я и посмотрел вниз. У меня на руке остались алые следы. – А это что?

– Дай посмотреть, – сказала Ханна.

Я подошел к Ханне, та осторожно ощупала котенка. Синичка все еще дрожала. Мех был местами липкий.

– У нее кровь, – сказала Ханна. – Джейни, что произошло?

Джейни показала булавку.

– Я тыкала Синичку.

У Ханны рот открылся.

– Ты… что?

– Я ее тыкала. Мне было интересно, пойдет ли кровь, – Джейни переводила взгляд между нами, угадывая по выражению лиц, что она сделала не так.

Ханна побледнела.

– Было интересно, пойдет ли кровь, – механически повторила она. – Да. И пошла. Красная. Можно я ее теперь возьму? – спросила она.

Я прижал котенка к себе, опасаясь отдавать.

– Сейчас моя очередь.

Ханна изо всех сил пыталась вернуть спокойствие. Она села на кровати, и Джейни забралась ей на колени.

– Нельзя делать Синичке больно. Котенку больно, если тыкать в него булавкой. Понимаешь?

Она кивнула.

– Нельзя тыкать котенка.

– Да.

– Больше так не делай.

Рона история о котенке и булавке очень встревожила. Он не проявлял ни малейших эмоций в процессе допроса или рассматривая жуткие фотографии из трейлера. А вот насилие над животным его затронуло.

– Разве причинение боли животным – это не признак социопатии? – спросил он, возвращая лицу нейтральное выражение.

– Один из признаков, но одного мало, – сказала я.

– А других признаков не было? – спросил Люк. Его история с Синичкой не так потрясла. Ему уже все надоело. И я его не винила. Казалось, мы здесь уже несколько суток, все ходим кругами вокруг одного и того же.

– Это не моя специализация, и я не люблю комментировать то, в чем плохо разбираюсь, – сказала я, как учил меня начальник. Они сами журналистам так отвечали. Не только полиция здесь задавала вопросы.

– Но у вас же должно быть мнение. Мнение есть у каждого. Как вы думаете, что происходило с Джейни? – спросил он.

– Она была маленькой девочкой, которой причинили боль, и теперь она причиняла боль другим людям. Мне это всегда казалось очень простым, – сказала я.

Люк отложил папку и уставился на меня.

– Но все было не так просто, правда?

Мы записались на внеочередной прием к доктору Чэндлер после случая с Синичкой. Она внимательно нас выслушала, потом попросила подождать и вышла в холл. Вернувшись, она дала нам планшеты с листками и ручки.

– Я попрошу вас заполнить это, – сказала она.

Я уселся на пол, Ханна попыталась устроиться поудобнее на одном из огромных мягких пуфов. Она была настолько беременна, что больно было смотреть. Я посмотрел анкету. В ней было тридцать вопросов о поведении Джейни. Требовалось прочитать утверждения и отметить цифру по шкале от одного до пяти. В анкете были такие утверждения, как «мой ребенок очень милый и очаровывает других, чтобы получить желаемое», «мой ребенок может кричать часами», «мой ребенок мучает, причиняет боль или жесток с животными». Словно кто-то собрал все проблемы Джейни в единый список. Ханна закончила первой. Мы передали анкеты доктору Чэндлер и с волнением ожидали, пока она их просмотрит. Наконец она отложила планшеты в сторону.

– Кажется, пришла пора поговорить о расстройствах, которые могут влиять на ее поведение. Анкета, которую вы только что заполнили, – это опросник расстройств привязанности Рэндольф, и он призван выявить симптомы реактивного расстройства привязанности. Кто-нибудь из вас о нем знает?

Я никогда о таком не слышал. Я посмотрел на Ханну, та тоже качала головой.

– Это несколько спорное расстройство в сфере психического здоровья. Я почти уверена, что у Джейни реактивное расстройство привязанности. Я подозревала его с самого начала, но надеялась, что симптомы ослабнут со временем. К сожалению, они, похоже, только усиливаются.

– Что это такое? – спросил я.

– Что с ней не так? – одновременно спросила Ханна.

– Это расстройство вызывается неспособностью ребенка формировать привязанность к опекающему взрослому и в результате ребенок испытывает сложности с формированием привязанности к другим людям. Звучит довольно очевидно и ожидаемо для ребенка, перенесшего жестокое обращение, да? Ну, конечно, их отношения с другими людьми нарушатся. Но у детей с реактивным расстройством привязанности все глубже. Иногда они вообще не способны вступать в отношения с другими людьми. Они испытывают сложности с эмпатией, поэтому часто могут причинять боль другим детям или животным, ровно как вы описываете. Иногда кажется, что у них начисто отсутствует совесть. Чаще всего мы слышим от родителей детей с реактивным расстройством привязанности, что на людях их дети очаровательны и восхитительны.

Я не мог не вспомнить, сколько раз Ханна упоминала, как меняется Джейни на публике. Я и сам не мог отрицать, что она ведет себя иначе. Я думал, ей просто нравится выходить в мир и общаться с людьми. Может, в словах Ханны была доля правды. У меня сердце ушло в пятки.

– Такие дети стремятся манипулировать и контролировать. Они все время пытаются настроить окружающих друг против друга, аналогично тому, как (помните, мы обсуждали?) она стравливает вас двоих. Они умеют дружить, но с трудом удерживают друзей, когда становятся близки. Больше всего вызывает беспокойство то, что они намеренно причиняют боль людям и животным. Это большой красный флаг. Я рада, что вы обратились ко мне.

Ощущалось, будто она зачитала смертный приговор.

– И что нам теперь делать? Как это лечить? – спросила я.

Ханна, казалось, готова была расплакаться. Она защитным жестом обхватила живот.

– К сожалению, тут есть некоторая сложность. Лечение тяжелое и не всегда эффективное. Существует много спорных способов лечения, но иногда мне кажется, от них больше вреда, чем пользы.

– Ей будет становиться хуже? Она будет бить других детей? Что делать нам? – спросил я.

У меня в мозгу крутились тысячи сценариев. Должно существовать лечение. Просто обязано. Она слишком маленькая, чтобы сломаться на всю жизнь. Это невозможно. Я отказывался в это верить.

– Я сдвину фокус нашей терапии и перейду к развитию эмпатии. Мы это уже затрагивали, но теперь вернемся. Иногда через правильные упражнения дети могут научиться эмпатии. Хорошая новость для вас в том, что Джейни способна формировать привязанность. У нее всегда была крепкая связь с Кристофером, и хотя она и сопротивляется вам, Ханна, частично это оттого, что она зависит от вас. Если бы у нее не было этих навыков, я бы волновалась сильнее, но так, я думаю, мы сможем работать с тем, что имеем.