Люсинда Берри - Я не сойду с ума

Кристофер Бауэр

Я рад был видеть Ханну на ногах: но с беспокойством наблюдал, как она с бешеной энергией носится по дому. Последние три дня она фанатично драила дом, с тех пор как Джейни вернулась от Элисон. Коула она все время держала крепко привязанным к груди.

– Привет – я подошел к ней сзади, пока она расставляла фотографии на каминной полке. – Ты весь вечер трудишься. Может, отдохнешь?

Она оттолкнула меня.

– Здесь такой беспорядок. Слишком грязно.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо. Просто отлично.

– Хочешь, я возьму его?

– Нет. Займись Джейни.

Джейни стояла за детским заборчиком у себя в комнате, как дикий зверек, и выглядела напуганной. Мы никогда раньше не заставляли ее вот так сидеть у себя, даже когда она отвратительно себя вела.

– Мама заставила меня идти к себе в комнату, – сказала она, когда я открыл калитку.

Остаток вечера Ханна не обращала на нее внимания. С Коулом у груди она носилась по дому, словно мыла недостаточно быстро. Наш дом сиял и блестел. Стоило переступить порог, в нос бросался запах моющего средства. Все было идеально, все на своих местах – кроме комнаты Джейни. Туда Ханна не заходила.

Я не знал, чем Ханна занималась с Джейни весь день, она убиралась, и я не рискнул спросить. С того случая с укусом Ханна старалась не говорить о Джейни и не иметь с ней дела. Я понимал ее боль и давал ей время справиться с эмоциями, но когда я приходил домой, Джейни была вся грязная.

Какашки лежали в трусах, затвердев и прилипнув к коже, так что я не мог оттереть. Она уже два дня не снимала пижаму. Волосы спутались, пятна еды на лице, изо рта плохо пахло, а значит, она даже зубы не чистила. Я подождал, пока Джейни ляжет спать, и тогда заговорил с Ханной.

– Ты можешь отложить швабру и поговорить со мной? – спросил я.

– Зачем? Я могу убираться и говорить.

– Ханна, с тех пор как я пришел домой, ты третий раз подметаешь. Ты что, готовишься еще одного ребенка усыновить, а мне не сказала? – я пошутил, чтобы снять напряжение. Она мыла все как сумасшедшая один раз в жизни: перед первым посещением Джейни.

– Я просто не люблю грязь. Ты ее не видишь, а я вижу. К тому же повсюду шерсть Синички. Не хочу, чтобы Коул этим дышал. Зря мы ее завели. Вдруг у него аллергия?

– Едва ли у него аллергия на кошек. Мы бы уже заметили, – я потер лоб. – Давай присядем.

Она покачала головой.

– Я сегодня заказала пылесос для ковровых покрытий на Амазоне.

Я поднял брови.

– У нас же нет ковровых покрытий.

– А коврики есть, – сказала она, словно это все объясняло.

– Пожалуйста, мы можем поговорить о Джейни?

– О чем ты хочешь поговорить? – спросила она, тут же занимая оборону.

– Милая, я понимаю, ты все еще на нее злишься, но не могла бы ты заботиться о ней как раньше?

– Заботиться как раньше? – она саркастически засмеялась.

– Ну да, нельзя, чтобы она весь день бегала в обкаканных трусах.

– Она умеет ходить в туалет, когда ей нужно. Мне надоело играть по ее правилам. Хватит – Она прекратила подметать, подошла и посмотрела мне прямо в глаза. – Если ей приятно быть грязнулей и какать в трусы – пожалуйста.

– Доктор Чэндлер говорила, такое возвращение к младенческому поведению нормально.

– А еще она говорила, что Джейни любит манипулировать.

Я вздохнул.

– Но она же заросла грязью. Вечером она до сих пор была в пижаме и даже не почистила зубы.

– Я пыталась заставить ее почистить зубы и переодеться. Знаешь, что она сделала? – Подбородок распрямился. – Она показала мне язык и заявила, что хочет другую маму. Я устала делать вид, что она меня когда-нибудь полюбит. Девчонка меня ненавидит.

– Она не ненавидит тебя, – мне больно было слушать такое о Джейни.

– Да ладно? – она рассмеялась. В словах звучала горечь. – Она любит только себя. И еще тебя, – добавила она, чуть подумав.

– Неправда.

Она пристально посмотрела на меня, призывая к спору.

– Ей сейчас тяжело. У всех эмоции зашкаливают. Такое случается во всех семьях, когда появляется младенец. Но ты должна заботиться о ней, даже когда очень тяжело.

Она открыла было рот и тут же закрыла, передумав. Развернулась на каблуках и пулей выскочила из комнаты, уносясь в нашу спальню вместе с Коулом и захлопывая за собой дверь.

Когда я на следующий день вернулся домой, Ханна встретила меня у двери.

– Скажи ей его вернуть! – глаза дико горели. Дрожащей рукой она показала на коридор, ведущий в спальни. – Она там. Скажи его вернуть.

Я сложил вещи на столик у дивана.

– Ну-ну: спокойнее. О чем речь?

– Мой телефон. Она взяла мой телефон и спрятала его. И не отдает – голос дрожал от злости.

– Телефон? Зачем он ей? Ты не могла сама его куда-нибудь положить? – я огляделся, ожидая увидеть его.

– Это она его взяла. Ты сказал, я должна о ней заботиться, я так и делала. Она не хотела идти в ванную чистить зубы, тогда я сказала, что иначе она не сможет смотреть мультфильмы. Знаешь, что она сделала? Посмотрела прямо на меня и сняла трусы. Прошла на коврик в столовую и написала на него. А потом рассмеялась, словно ничего забавнее в жизни не делала.

Никогда не видел ее настолько взвинченной.

– Ну ладно, а телефон тут при чем?

– А, телефон? Это когда я отобрала у нее всех кукол Барби. Не хочешь спросить, почему я отобрала Барби? Ну же, спрашивай, – она встала передо мной, Коул оказался зажат между нами, как в сэндвиче.

– И почему же ты отобрала у нее Барби?

– Я положила Коула. Всего на секунду. Поэтому-то я никогда его не отпускаю. Хочешь знать, почему я все время ношу его на себе? Вот почему. Вот почему!

Я положил руки ей на плечи и отстранил от себя.

– Ханна, успокойся. Ты несешь чепуху. Это полная бессмыслица. Давай присядем.

Она отпрянула.

– Я не сяду. Заставь ее вернуть телефон.

Джейни стояла на пороге своей спальни и без всякого выражения на лице наблюдала за нами.

– Джейни, ты брала мамин телефон? – спросил я.

Она помотала головой.

– Да, брала! Это она! – кричала Ханна.

– Я не брала. Мама злая! – крикнула в ответ Джейни.

Коул заплакал.

– Смотрите, что вы наделали, – сказала Ханна с покрасневшим от бешенства лицом.

– Так, все успокойтесь. Тихо. – Я показал на диван: – Сядь, я принесу ему бутылочку.

Я прошел на кухню, сделал несколько глубоких вдохов, пока грелась вода. В висках колотилась начинающаяся головная боль. Плевать, что говорит Ханна. Я так больше жить не мог. Так жить нельзя. Джон дал мне номер женщины, которая помогала им с девочками, когда те были маленькие, и я позвоню ей сегодня вечером, как только смогу. С меня хватит.

– Я наберу тебе. – сказал я.

– Я уже звонила с домашнего. Наверное, выключился, я ночью его не заряжала, – отозвалась она из гостиной.