Владимир Колычев - Вечность и еще два дня

Ночь прошла спокойно, Полина успокоилась, а утром к ней пожаловал дядя Леша. Он вроде бы улыбался ей, но смотрел строго, прямо как представитель закона за поднадзорным преступником. Как будто Полина освободилась условно-досрочно, а участковый пришел с проверкой.

Дядя Леша справился о ее здоровье и настроении, а потом как бы невзначай завел речь о священнике. Зачем приходил отец Пантелеймон, что за призраки ее беспокоят, как самочувствие, может, жалобы какие есть?

— Да нормально у меня все. Не беспокоит уже никто, — отвечала Полина.

— Молитва помогла?

— Молитва.

— Это да. Молитва душу успокаивает, — сказал Хворостов. — А душа успокоится, и призраки уйдут.

— Да, так оно и есть, — не стала спорить Полина.

— Не так-то просто человека убить.

— Я не убивала, а защищалась.

— Да кто же спорит. Искромсала всего.

— Что значит искромсала? — спросила Полина и нахмурилась.

Да, она истыкала Мишу топором, но для него это были комариные укусы. А если дядя Леша попрекать ее вдруг вздумал, то пусть проваливает отсюда. Пока она его самого не искромсала.

— А ты чего так нахохлилась? — Хворостов с подозрением посмотрел на нее.

— Чего я нахохлилась?

— Как будто на меня наброситься собралась.

— С чего бы это? Ты меня в погребе не закрывал, Вадима не убивал.

— Ну да, с Вадимом у вас роман был.

— А это уже не твое дело, дядя Леша! — отрезала она.

Хворостов покачал головой, с укором посмотрел на нее и сказал:

— Вот смотрю на тебя, Полина, и не узнаю. Резкая ты стала, взрывная.

— Не оттаяла еще от ледника.

— Да уж, если бы я знал, что ты там…

— Не знал. Потому что не приходил. А сейчас пришел. Сплетни уже по деревне пошли, да?

— Деревня есть деревня.

— Скажи своей деревне, что со мной все в порядке. Я не хотела убивать Мишу. Так что пусть народ не треплется попусту. Хотя о чем это я?

— Успокоиться тебе надо, Полина. А то и до нервного срыва недалеко.

— Это ты о чем, дядя Леша? — осведомилась она.

— Да я ружье тебе хотел вернуть отцовское. Одна, как-никак, живешь. Мало ли кто тут окрест шастает. Однако не отдам. Слишком уж нервная ты, — проговорил Хворостов и отрицательно покачал головой.

— Успокоюсь я, — глянув на него исподлобья, заявила Полина. — Шелковой стану.

Она готова была ужом извиваться, чтобы никто не усомнился в ее материнской состоятельности.

— Давай-давай. Может, чем по хозяйству помочь надо?

Полина хотела ответить, но слезы вдруг покатились из ее глаз.

— Чего ты? — спросил участковый и нахмурился.

— Да Мишу вспомнила. — Полина повела головой в сторону огорода. — Он тут осенью на тракторе рассекал.

Ей надо было еще тогда ответить на ухаживания Миши. В этом случае Вадим не ворвался бы в ее жизнь, Варвара не заморочила бы Мише голову, не завертелась бы вся эта кровавая карусель. Главное, совесть Полины была бы сейчас чиста. А то руки у нее по самую душу в крови.

— Да уж. Нормальный мужик был. Что за вожжа ему под хвост попала? Ладно, пойду я.

Дядя Леша ушел, а Полина занялась своими делами. На ночь она искупала сына, помылась сама, чистая и напаренная легла спать.

А ночью за окном затарахтел трактор. Как будто Миша взялся перепахать весь огород, хотел спрятать в землю свой грех перед Полиной.

Никакого трактора за окном не было. Тарахтенье быстро заглохло. Но мама все же позвала Полину, как будто хотела отругать ее за ночной переполох. А на диване засмеялся Вадим.

Полина с головой залезла под одеяло, но этого ей показалось мало. Она добавила сверху подушку и все равно услышала, как Вадим поднялся с дивана.

«Вадим!» — Это был голос мамы.

Она обращалась к нему спокойно, почти ласково, как-никак зять, муж горячо любимой дочери. Это Полина росла как падчерица.

«Да, мама», — донеслось откуда-то издалека.

Полина пожала плечами. Может, это в голове у нее перекликаются голоса?

Тут в кроватке заплакал потревоженный Антошка. Голос отца напугал его или разбудил в нем не столь уж давние воспоминания. Вадим любил своего сына, наверняка носил его на руках, игрался с ним. Взрослым людям только кажется, что младенцы ничего не помнят.

Полина уняла сына, легла спать. Успокоился и дом.

Но следующей ночью все повторилось. Вадим и мама перебрасывались короткими односложными фразами. Скрипел диван. Слышно было, как по дому кто-то ходит. В полночь громко застонал Миша. Антошка опять проснулся и заплакал.

Полина не знала, что делать. Священник не помог. Может, ей нужно к психиатру? Но тогда ее признают невменяемой.

Определить состояние своего психического здоровья Полина могла и сама.

Она взяла с собой Антошку, отправилась к тете Нелли, рассказала ей все как есть и попросилась на ночлег. Если ночные голоса и звуки жили только в ее голове, то слышать она будет их везде.

Тетушка разволновалась. Вдруг неупокоенные души переметнутся к ней в дом? Но отказать Полине она не решилась и чуть ли не всю ночь заглядывала к ней в комнатку.

Но голосов не было, Полину никто не беспокоил. Следующая ночь тоже прошла без призраков.

Полина вернулась домой и с первых же шагов почуяла что-то неладное. Чужое присутствие она ощущала и в тот день, когда вернулась из больницы, но тогда все было понятно. Тут работала полиция, санитары выносили трупы.

После этого Полина тщательно убралась, расставила все по местам, когда к тетушке уходила, оставила дом в полном порядке. И половичок у входа не был смят, и диван стоял ровно, и покрывало на маминой кровати было натянуто идеально. Кто-то хозяйничал в доме, что-то искал здесь.

Может, Вадим дрался тут с Мишей вчера или сегодня ночью?

Полина уложила Антошку в кроватку, села, приложила пальцы к вискам. Нужно было готовить питание, а она боялась выйти из комнаты, оставить Антошку одного. Ей не без оснований казалось, что она сходила с ума.

Вадим нежно улыбался, движения его были мягкие, ласковые. Полина чувствовала их изнутри, душа ее пела от восторга, плоть стонала от наслаждения.

Но Вадим вдруг вздрогнул, резко напрягся, лицо его застыло, глаза остекленели. И сам он окоченел, выгнулся в спине. Чья-то рука легла ему на плечо, с силой оттолкнула в сторону. Вадим упал, повернулся боком, и Полина увидела нож в его спине.

На нее навалился Миша, лохматый, небритый, весь в крови. Он вталкивался внутрь больно, грубо. Полина закричала, оттолкнула его и проснулась.

Антошка сидел в кроватке, плакал, глядел на мать. Полина сходила с ума у него на глазах. Он это как будто чувствовал, поэтому смотрел на нее совершенно осмысленно и даже плакал тихо.

Полина села, приложила пальцы к вискам, пытаясь восстановить душевное равновесие. Вадим не смеялся, не ходил по комнате, мама молчала, Миша не давал о себе знать, но тревожное ожидание не покидало ее.