Вульф Дорн - Мое злое сердце [litres]

Теперь я стояла почти рядом с ним и увидела, что он плачет.

– Я был так сломлен, что сильно напился, – сказал Юлиан, вытирая лицо рукавом куртки. – Я не хотел садиться на мотороллер в таком состоянии. Тем более что Кевин мог отвезти меня. Но я все-таки сел за руль. Мне хотелось побыть одному. Подъехав к озеру, я остановился и побежал к кромке воды. Там начал реветь как помешанный. Мне нужно было выплакать свою боль. Мне было чертовски больно!

Он сжал руку в кулак и погрозил в сторону озера.

– Потом выполз этот бомж и начал приставать ко мне. Он спал где-то поблизости и был в стельку пьян. И обругал меня за то, что я кричу. Назвал меня сыном шлюхи. Да, сыном шлюхи. Именно в эту ночь. – Юлиан снова повернулся ко мне. – Я оттолкнул его, но он никак не хотел отвязаться. Это просто невероятно: он не прекращал осыпать меня проклятиями! Тогда я вышел из себя. Начал избивать его, но это был не я, понимаешь? Это был не я! Это было что-то злое, вышедшее из-под моего контроля. Тут еще эта зверюга бросилась на меня… Не помню, что было дальше.

Очнулся, только когда передо мной лежал мертвый бродяга. Он умер. Из-за меня! Собака исчезла. А я не знал, что делать. В панике я потащил мертвое тело к воде. Глупо, я знаю, но я не мог рассуждать здраво. Потом я услышал какие-то звуки из камышей. Там было что-то крупное, с человека. И оно двигалось. Я решил, что это еще один бомж. Изо всех сил я помчался домой. В ту ночь я так и не смог уснуть, пока мне не стало ясно, что меня никто не заподозрит. Зачем мне было убивать того бездомного? Ведь я его даже не знал. Я помылся в душе, постирал испачканные кровью вещи и избавился от них, бросив в контейнер для старой одежды. Потом вернулся домой и хотел было обо всем забыть. Но тут явился Кевин. «Сюрприз!» – сказал он цинично. Кевин – он такой. Он рассказал мне, что видел меня на берегу и заснял все на свой смартфон. В доказательство прислал мне на почту небольшое видео, на котором меня можно узнать. Я увидел, как пинаю мужчину, лежащего на земле, хотя он больше уже не шевелится. Это было ужасно.

А потом этот подонок начал меня шантажировать. Он хотел двадцать тысяч евро. Можно подумать, что для сына врача это мелочь. Но у меня не было этих денег. К тому же я понимал, что Кевин никогда не отдаст мне свой сотовый, сколько бы денег я ему ни предложил. Он терроризировал бы меня снова и снова, до конца жизни, понимаешь? Он получал от этого удовольствие. Это была его месть за Ронью. Он не мог добраться до моего отца, вот и решил отыграться на мне. Нет, Кевин никогда бы не остановился.

– И поэтому ты запер его в подвале?

Он кивнул и протер лицо. Затем выжал из себя жалкую улыбку:

– Было очень жарко. Мерзавец выпил глинтвейн, который я ему предложил. В нем нефарол лучше растворяется. Потом я перенес Кевина в подвал, сел в его автобус, доехал до берега озера и сжег в машине Кевина труп бродяги.

Юлиан прижал ладони к вискам, будто хотел выдавить воспоминания из своей головы.

– Боже, это было так ужасно! Что я убил того человека… Ты думаешь, что знаешь это из фильмов, или книг, или из ежедневных известий, но, когда собственными руками творишь подобное, это совсем другое. Ты чувствуешь себя куском дерьма… Мне было очень страшно. Что мне оставалось делать? Да, я его сжег. Мне хотелось, чтобы все поверили в самоубийство Кевина. Потом шумиха улеглась. И я решил, что он скажет мне, где телефон. Но он молчал – боялся, что я убью и его. Ты можешь себе это представить? Как будто я законченный псих!

Потом я бросился на поиски мобильника. Искал у него дома, на кладбище, на заброшенном заводе. Только до этого проклятого шкафчика не додумался! Я постоянно спрашивал у него о тайнике. Потом я бы его отпустил, правда! Но Кевин упорно молчал. В ночь, когда мы с тобой встретились в супермаркете, я отвел Кевина к туалету. Он сделал вид, будто не в себе от нефарола, с трудом передвигался. И вдруг сбил меня с ног и выбежал через заднюю садовую калитку. Я последовал за ним, но было темно. Я нигде не мог найти этого негодяя. Но потом услышал тебя. Когда ты вызывала полицию, я запихал в Кевина очередную дозу и отнес его обратно в подвал. Потом снова вернулся к тебе.

В глазах Юлиана стояли внутренняя боль и отчаяние. Мне казалось, я воочию вижу, как эти чувства разрывают его – теперь, когда ему больше не нужно было прятаться.

– Дора, мне жаль, что я воспользовался твоим состоянием. Я не хотел тебя пугать. Если бы ты только перестала его искать! Но ты была такой упрямой, и я не знал, что делать. Надеялся, что после встречи со вторым бомжом ты решишь, что Кевин был твоей галлюцинацией. Но ты не сдалась. Тогда мне пришлось сделать так, чтобы ты начала сомневаться в самой себе.

Каждое его слово резало ножом. В тот момент я не знала, что ранило меня сильнее: сознание, что меня обманули, или странная привязанность, которую я все еще испытывала к Юлиану, хотя эта привязанность все больше напоминала сочувствие.

– Это ты устроил все в раздевалке, да ведь? – спросила я.

Юлиан кивнул:

– Дора, мне вправду жаль, но что мне еще оставалось? Из записей отца я знал, чего ты больше всего боишься.

– А Дэвид?

– Я видел, что вы отправились на фабрику. Последовал за вами тайком, чтобы вы меня не заметили. Я слышал, как вы заговорили про шкафчик, и мне надо было любым способом вас остановить. Дэвид отправился в коридор в одиночку, и я… – Он не договорил и опустил голову. – Это была моя вторая ошибка. Самая большая, потому что это я сделал уже намеренно… И тут все завертелось в дьявольской круговерти.

– Почему ты не остановился, Юлиан? Почему ты все ухудшал свое положение?

Он избегал смотреть мне в глаза.

– Не только из-за себя. Я не мог допустить, чтобы моя мама узнала. Она не должна умереть с мыслью, что ее сын – убийца.

Он отвернулся от меня и снова посмотрел вдаль. На горизонте показались первые лучи. Потом я заметила, что Юлиан несколько расслабился. Его силуэт на стене уже не был таким напряженным. Я поняла, что он сам себя отговаривает от прыжка.

– Послушай… – добавила я. – Мне нужно тебе кое-что сказать. Мы ведь с тобой очень похожи…

В какой-то момент я поняла, что мы не одни. Рядом находилось что-то темное и холодное. Девушка-насекомое. Она стояла возле меня и ободряюще кивала.

– Я долго не могла кое-что вспомнить, потому что выталкивала воспоминание, – сказала я. – Как и ты, я пыталась загнать все поглубже и забыть. Но теперь я знаю все.

Это помогло. Мое злое сердце оказалось право. В глубине своего сознания я лгала самой себе. Возможно, именно поэтому я все еще любила Юлиана – потому что мы с ним были похожи и я могла его понять.

Юлиан покачал головой:

– Пожалуйста, уходи, Дора. Ты не спасешь меня. И никто не спасет.