Мо Хайдер - Токио

— Сюда, — сказал я, старясь говорить уверенно, и поднял воротник куртки, защищая уши от снега. — Да, сюда. Мы правильно идем.

Шли молча. Пурпурная гора, прекрасная и ужасная, вздымалась к звездам. На улицах никого не было, и все-таки каждый угол вызывал у нас подозрение. Шли медленно, прижимаясь к стенам, в любой момент готовы были бросить тележку и нырнуть в щели между домами. Шуджин не говорила ни слова, и долгое время все, что я слышал, были наши шаги да стук моего сердца. Однажды на расстоянии услышали грохот грузовика на дороге Чжон-цзян, но только когда приблизились к озерам Хунцзэху, увидели первого человека — это был старик, он с трудом шел в нашу сторону, нес на бамбуковом коромысле две тяжелые корзины. В каждой корзине сидел спящий ребенок, руки свешивались наружу, снег ложился на головы. Старик не обратил на нас внимания — не моргнул, не кивнул, а продолжал идти. Когда он поравнялся с нами, мы увидели, что старик плачет.

Шуджин остановилась.

— Здравствуйте, господин, — прошептала она. — У вас все в порядке?

Он не ответил, не замедлил шага, не взглянул на нее.

— Здравствуйте, — повторила она. — А с детишками все ли в порядке?

Старик продолжал брести по дороге, словно глухой. Его глаза были устремлены куда-то в пространство.

— Здравствуйте! — сказала она громко. — Вы меня слышите? Что с детьми?

— Тсс! — Я взял ее за руку и потянул в сторону, испугавшись, что она слишком громко заговорила. — Пойдем.

Старик исчез за пеленой снега. Мы стояли, прижавшись к двери какого-то дома, представляли, как он, шатаясь, несет свой груз.

— Я хотела узнать, как чувствуют себя малыши, — пробормотала Шуджин.

— Знаю, знаю.

Мы оба молчали, стараясь не встречаться глазами, потому что, глядя вслед старику, узнали ответ. Один малыш спал, а другой мальчик, что был в правой корзине, уже не спал. Ребенок был мертв. Это было ясно с первого взгляда.

Настала полночь. Мы крались по переулку мимо военной академии. Я хорошо знал этот район: ходил по нему в студенческое время. Мы были рядом с крепостной стеной. В заброшенном доме я нашел сундук, забрался на него, посмотрел в промежуток между обгорелыми домами и разглядел ворота Тайпин.

Я приложил палец к губам и чуть подался вперед, пока не увидел протянувшуюся на двести ярдов стену. Лю был прав: стена пострадала во время обстрела, и в некоторых местах были проломы. Рядом лежали груды кирпича и мусора. Возле ворот стояли двое охранников в фуражках цвета хаки. Их прямые фигуры освещали армейские лампы, повешенные на мешках с песком. За ними, с внешней стороны стены, стоял японский танк, а на нем флаг, запачканный пеплом.

Я слез с сундука.

— Пойдем на север. — Я отряхнул перчатки и указал рукой за дома. — Туда. Найдем брешь в стене.

И мы крадучись двинулись по переулку, шедшему параллельно стене. Эта часть путешествия была самая опасная. Если пройдем через стену, преодолеем самое большое препятствие. Только бы удалось это сделать…

— Сюда.

В сотне ярдов от ворот за обгорелым участком земли я заметил выемку в стене, а под ней — груду камней. Взял Шуджин под руку.

— Вот это место.

Мы вышли на главную улицу, осторожно высунули головы из-за угла и оглядели стену. Никакого движения.

Видно было лишь слабое свечение фонарей на юге — там, где стояли охранники. На севере снег падал в темноту, разбавленную светом луны.

— Они могут быть на той стороне, — шепнула Шуджин. Ее руки бессознательно обхватили живот. — Что если они поджидают с другой стороны?

— Нет, — возразил я, стараясь придать убедительность своему голосу. Я не хотел смотреть на ее руки: вдруг она почувствовала, что настало время родить, и не хочет мне об этом сказать? — Уверен, их там нет. Мы должны пройти здесь.

Пригнувшись, торопливо пошли по открытому обгорелому участку. В смеси земли и снега тележку заносило, из-за этого мы несколько раз споткнулись и чуть не упали. Добравшись до стены, инстинктивно присели. Тяжело дыша, оглянулись. Ничто не двигалось. Крутился на ветру снег, но нас никто не окрикнул, и никто к нам не побежал.

Я положил ладонь на руку Шуджин и показал на гору щебня. Гора была небольшая, я легко на нее взобрался. Обернулся, схватил тележку за рукоять. Шуджин делала, что могла — пыталась приподнять ее, подтолкнуть ко мне, но задача была для нее непосильной. Я согнулся и потянул тележку на себя что было мочи. Ноги скользили по щебню, камни катились вниз. Грохот стоял такой, что казалось: сейчас в Нанкине проснется каждый японский солдат.

Мне все-таки удалось втянуть тележку наверх. Держась за рукоять и наклонившись вперед, я позволил тележке прокатиться как можно дальше по склону. Потом пришлось отпустить ручку, и она покатилась по камням, упала на бок, и все наши пожитки разлетелись по сторонам. Я подал руку Шуджин и втянул ее наверх. Жена все время смотрела мне в глаза. Спускались мы и на ногах, и ползком. Упали на свои пожитки, схватили их в охапку, побросали все, что могли, в тележку и побежали к стоявшим неподалеку кленам. Я тянул за собой тележку. Шуджин согнулась на бегу, прижимая к груди узел с одеждой.

— Получилось, — задыхаясь, сказал я. Мы пригнулись в тени деревьев.

— Мы справились.

Я всматривался в темноту. Справа разглядел несколько полуразвалившихся строений. В окнах было темно, возможно дома необитаемы. Вдоль стены бежала дорожка, и в двадцати ярдах от нее, в сторону ворот Тайпин, стояла привязанная к дереву коза. Больше не было видно ни души. Я прислонился затылком к стволу и выдохнул:

— Да, мы справились.

Шуджин не ответила. Ее лицо казалось не то чтобы усталым, а неестественно напряженным. И дело было не только в страхе. За последние часы она почти ничего не сказала.

— Шуджин, ты нормально себя чувствуешь?

Она кивнула, но я заметил, что она избегает встречаться со мной взглядом. Тревожные предчувствия усилились. Мне было ясно, что мы не можем здесь оставаться. Нужно было как можно скорее дойти до дома торговца солью.

— Пойдем, — сказал я, подавая ей руку. — Надо идти. Вышли из-под деревьев, оглянулись по сторонам. Мы, словно дети, оказались в волшебном мире. Улицы становились все уже, дома все дальше отстояли один от другого, мощеную дорогу сменила грязная тропа. Пурпурная гора была справа от нас, с левой стороны остались закопченные руины нашего города. Чувство облегчения подгоняло меня вперед, опьяняло душу. Мы освободились от Нанкина!

Шли быстро, часто останавливались, прислушивались к тишине. За пятью островками на озерах Хунцзэху в лесу горел костер. Мы предположили, что это японский лагерь, и решили срезать дорогу и пойти вдоль подножия горы, мимо оврагов. Время от времени я оставлял Шуджин и, отходя в сторону, проверял, идем ли мы параллельно дороге. Если будем придерживаться этого маршрута, скоро дойдем до Чанчжоу.