Луиза Дженсен - Свидание [litres]

– Бен попросил тебя заехать?

Мотаю головой.

– Хочу кое-что найти.

Поднимаюсь по ступеням в свое детство.

– Поставлю чайник, – говорит Айрис. – Когда закончишь, поболтаем.

Как только я прочитала свое настоящее имя на стакане с кофе, образ новой меня, который я старательно взращивала долгие годы, вмиг испарился. Мне опять двенадцать – вина, испуг и стыд. Отчаянное желание вновь ощутить единство с папой и мамой. Сейчас, в собственной спальне, я опускаюсь на колени и перерываю ящики, пока не нахожу… Старая обувная коробка, в которой когда-то лежали благопристойные школьные туфли на шнурках, а теперь хранятся обрывки одного из худших дней моей жизни. Не самого худшего, конечно, он наступил позже. Хрупкая от старости резинка, удерживающая крышку, лопается. Из коробки выпадают открытки, в основном розовые, на некоторых золотым тиснением выбито: «Дочери», «Сестре», «Племяннице», и на всех – «Двенадцать лет». Не знаю, почему так важно это сохранить, но важно. Как будто если притвориться, что все нормально, то так оно и будет, и я смогу расставить открытки и развернуть подарки. Вновь превратиться в ребенка. Несмотря на старость, открытки плотные, не тронутые временем. Им не суждено оказаться на каминной полке, как в прошлые дни рождения, и стоять там, пока не сдуются воздушные шарики и не будет съеден последний кусок торта. Провожу пальцами по самой большой. Щенок с высунутым языком желает мне «С днем р-р-рожденья!» Бумага желтеет от времени, но слова видны четко и прыгают на меня со страницы.

Сара, драгоценная наша девочка, с днем рождения! Мы очень тебя любим! Мама и папа

Перегибаюсь пополам, пытаясь унять острую боль, которую вызвали эти строки и которая так же реальна и свежа, как пульсирующая рана на моей голове. Воспоминания больше невозможно игнорировать.

Мне двенадцать! Прямо не верится!

Верчусь на площадке, пытаясь разобрать свирепый шепот в родительской спальне. Слышны только отдельные слова. Кажется, мама в ярости на папу, потому что он обещал что-то сделать и не сделал, а папа шикает на нее и уверяет, что все уладит. Все стихает, потом мама плачет. Я обиженно думаю, помнят ли они вообще, что у меня сегодня особенный день. Машинально царапаю ногтем большого пальца перила на лестнице и смотрю, как лак отслаивается и падает на шершавый протертый ковер под моими босыми ногами. Сюда, на второй этаж, доносятся звуки «Скуби-Ду». Я представляю, как мой братишка, крепко прижав к себе совенка Олли, зачарованно следит за приключениями Фреда и компании. Еще совсем недавно я тоже хотела работать в корпорации «Тайна». Дафна была моей героиней. Мама смеялась и говорила: «Ничего, это пройдет». Ночами я лежала в постели и накручивала светлые пряди на пальцы, мечтая, чтобы утром они струились по плечам мягкими волнами, и грезя о том дне, когда смогу перекраситься в рыжий. Я выросла из мультиков, хотя, если их показывают по телевизору, что у нас в доме случается часто, сажусь и смотрю. Но сама не включаю. Мелани Пикс сказала, что мультфильмы – для лузеров, и я согласно кивнула. Хотя, если честно, я до сих пор смеюсь над трусишкой Шэгги. Мелани я в этом, разумеется, не признаюсь. «Весь этот детский сад – не для меня», – заявила она после своего дня рождения. Мы сгрудились вокруг ее парты, восхищаясь лаком для ногтей, черными браслетами, точь-в-точь как у Аврил Лавин, жирной черной подводкой, которую учительница тут же велела ей смыть в туалете («Сейчас же, юная леди!»), «кольцом настроения». Про себя я подумала, что оно ей ни к чему. Настроение у нее было только одно – сердитое. Но она такая красивая! Мы все хотим быть на нее похожими. Я упросила маму купить мне лифчик, набила его туалетной бумагой и, хихикая, разгуливала по игровой площадке. И сработало! Мелани приняла меня в свою компанию, и сегодня вечером они придут ко мне на день рождения. Скорее бы!

На кухонном столе лежит упаковка розовых воздушных шаров и стопка серебристых тарелок и салфеток. Я сказала маме не позорить меня всякими там желе. Хочу только крутую еду. Пиццу и картофель фри, но не толстые ломти, как мама покупает в супермаркете, а тоненькие. Мелани сказала, что она такие ела в Америке. Мама, как обычно, сделала торт – я видела пластмассовую форму на холодильнике; надеюсь, она не заставит всех петь «С днем рожденья тебя». Мелани говорит, это для младенцев. На ее дне рождения была гора кексов в гофрированных бумажных формочках и никаких свечей. Хоть бы уже мама с папой скорее вышли из комнаты! Я доела кукурузные хлопья и оделась, а подарков нет как нет…

Вообще-то я не хотела праздновать день рождения дома. Даже поскандалила, и мне до сих пор стыдно. У мамы вытянулось лицо. У папы стали виноватыми глаза, когда он объяснял, что снять местное кафе и устроить дискотеку они не потянут по деньгам. С тех пор как он потерял работу, нам пришлось «затянуть пояса». Сначала я думала, мы будем меньше есть и одежда станет велика, но вышло даже хуже – прекратились походы в кино, бассейн и так далее. Я сказала маме, что обойдусь без дорогих фруктов и овощей, которыми она пичкает нас каждый день, и лучше схожу на каток. Она ответила «зря стараешься» и покачала головой, но я втайне считала, что папа тоже предпочел бы кататься на коньках, чем есть брокколи. Мы теперь не делаем вместе и половины того, что раньше. Его почти не бывает по вечерам, он не читает мне на ночь. Если я бужу его перед школой, он сердится, и от него странно пахнет. Мама говорит, что он «соберется», как будто он развалился на части как игрушечная лошадка. Я часами нажимала кнопку и смотрела, как она распадается на отдельные, скрепленные лишь веревкой и надеждой части, а потом вскакивает как ни в чем не бывало, когда я отпускаю кнопку. Вряд ли папа – как та лошадка. Ему просто нужен душ и «чертова удача».

– День рождения дома – это весело. Ты же мне веришь? – спросил он.

Я кивнула.

Я любила маму без памяти, однако папу я любила самую чуточку больше. Это он разрешает мне не спать после девяти и съесть «последнюю печеньку», которая неизменно превращается в три.

– Напиши список, чего ты хочешь, – продолжил он, – все что угодно.

Мама бросила на него один их тех взглядов, которые он прозвал «лазерными». Я в восторге устроилась за кухонным столом со стаканом молока и долго напряженно думала. Первой в списке, разумеется, шла косметика, большой набор из аптеки, как у Мелани, двадцать два оттенка теней. Двадцать два! А еще блеск и смывающийся розовый лак для волос.

– Можно мне айпод? У Мелани есть. Так круто!

– Все, что хочет моя девочка, – ответил папа.

– Мне подарят айпод, и у нас будет имидж-вечер, – небрежно бросила я Мелани, как будто только такого дня рождения всегда и хотела.