Валентина Назарова - Девушка с плеером

— Тебе надо пойти развеяться. Этот концерт — самый важный в нашей карьере. Мы столько лет к нему шли. Только подумай. А потом у нас вечеринка — ты заказал шестьдесят ящиков водки, помнишь? Тебе надо беречь силы, — настаивал Марк. — И сменить футболку — эта вся в крови. Иди выпей с кем‐нибудь, поболтай с журналистами, послушай музыку — в общем, расслабься. Я все сделаю. Я должен тебе, позволь мне расплатиться с тобой. Я запру ее здесь, а после сета мы избавимся от улик.

Наконец я почувствовала, как Хью снял колено с моей грудной клетки. Потом высыпал горсть таблеток на раскрытую ладонь Марка.

— Привет сестре, — произнес он и поцеловал меня в губы.

Когда дверь за ним закрылась, Марк склонился ко мне с бутылкой воды. Я с силой оттолкнула его руку и вскочила на ноги. Меня трясло.

— Ника, — Марк схватил меня за плечо, — это просто вода. Пей. А потом два пальца в рот. Сколько он успел тебе скормить?

Я остановилась и посмотрела на него.

— Я не причиню тебе зла, — мягко произнес он, откручивая пробку и протягивая мне бутылку. — Я специально выпроводил его, чтобы тебе помочь.

— Штук пять, — неуверенно сказала я, ведь мне было не до счета.

— Значит, пять. Несмертельно, но все равно плохо. Пей, скорее пей. А потом беги. Я ничего тебе не сделаю.

Я послушно взяла бутылку и выпила ее до дна, потом склонилась над мусорным ведром. Меня скрутил болезненный спазм. Я вытерла лицо окровавленной футболкой Хью. На дне ведра во вспененной жиже плавали маленькие голубые точки. У меня кружилась голова. На каждом вздохе в глазах темнело от боли.

— Ника, я знаю, тебе плохо, но надо бежать. Найди полицейских или журналистов и расскажи им все. Я клянусь, ты получишь мое признание.

Марк взял меня под руку, помогая идти. Я захромала к выходу и уже взялась за ручку, но дверь распахнулась сама. В проеме показался Хью.

— Привет! — почти радостно вскричал он, закрывая за собой дверь и почти одновременно с силой толкая меня на землю. — Я так и знал, что все‐таки ты тряпка, Марк, и решишь отпустить ее. Это же так в твоем духе! Ты ж у нас долбаный философ. А тут, значит, тебе захотелось прощения грехов? Бесхребетный мудак! Это же был идеальный план!

— Хью, ты просто идиот! — ответил Марк. — Все кончено, Хью.

— Марк, подумай обо всех вещах, которыми мы пожертвовали ради этой минуты. Ведь ты убивал ради того, чтобы оказаться здесь, не правда ли? Мы оба отдали свою душу ради славы и триумфа! По сути, все это было ради этой ночи, Марк. Ради того, что случится через несколько минут, там, на сцене, Марк. Сегодня никто не круче. Прислушайся, — он замолчал и показал пальцем на дверь, — там, в нескольких метрах, стоит двухсоттысячная толпа, которая хочет только нас. Что может быть лучше? Мы боги, Марк. Мы победители. А победителей не судят.

Марк молчал.

— Марк, если ты не выйдешь на сцену сейчас, получится, что Джен умерла зря. Что в ее смерти не было смысла. Что все было зря. Пойми это. У нас нет пути назад. Вспомни свою мать, Марк. Вспомни, как она любила тебя. Она бы хотела увидеть тебя на сцене Гласто, не так ли? Она отдала тебе все, и, получается, это тоже было зря? И Макконнелла мог бы не выгонять… Если ты не выйдешь туда сейчас — это будет еще большее преступление, чем все, что мы с тобой сделали.

Раздался стук в дверь. Хью нагнулся и зажал мне рот рукой, забравшись на меня верхом и с силой придавив коленом шею. Марк высунулся за дверь, перегородив собой вход. Послышались приглушенные голоса, потом Риммер закрыл дверь.

— Нам пора, — обратился он к фронтмену, потирая челюсть и стараясь не глядеть в мою сторону.

— Уже? Черт! Куда ее деть? — взгляд Хью заметался по комнате. — Ящик! — Он указал на самый большой из черных коробов у двери. — Что там внутри?

Марк откинул тяжелую крышку.

— Пусто, — сказал он, извлекая черный поролоновый каркас. — Ты хочешь посадить ее туда?

— А у тебя есть идеи получше? Или туда, или… Разберемся с ней позже.

Марк молча отступил в угол. Хью схватил меня за волосы и потянул вверх. Я заскулила от боли.

— Залезай в ящик!

— Хью, ты уверен?.. — попробовал возразить Марк.

— Да, черт возьми, уверен! — Он оскалился на сонграйтера точно хищник.

Наверное, я сильно побледнела, потому что Марк двинулся ко мне со словами:

— Ты в порядке?

— Похоже, малышка ловит бледную, — усмехнулся Хью, когда меня согнуло пополам от сильнейшего спазма, идущего откуда‐то из глубины живота. — Смотри не заблюй мне ботинки. Видно, что‐то ты все‐таки проглотила.

Я сплюнула на пол едкую желтую слизь вперемешку с прожилками крови. В глазах было темно. Колени дрожали, я начала сползать вниз. Хью подхватил меня на руки, поднял и заботливо, как младенца, уложил в ящик, тщательно залепив мне рот скотчем. Я услышала, как над головой защелкнулся замок. Потом послышались голоса: пришла Шона. Я попробовала закричать. Безрезультатно.

— Ребята, ну что, вы готовы? — спросила ассистентка. — Что у вас тут за бардак?

— Да так, — со смешком произнес Хью. — Мы же рокеры, мы разносим гримерки, Шона. Такова традиция. Скоро ты к этому привыкнешь.

— Уж лучше гримерка, чем номер в отеле за десять тысяч фунтов, Хью, — кокетливо захихикала она. — Марк, а где та девочка, которая к тебе заходила?

— Ушла, — бодро отозвался Хью. — Ладно, ребята, сегодня лучшая ночь в нашей жизни. Пошли!

Раздался хлопок входной двери. Меня окутала тьма.

Я лежала не шевелясь, стараясь сфокусироваться на колючем пластике под щекой. Мозг твердил мне: это не по‐настоящему, это фильм, который мы смотрим в твоей комнате в нашей старой квартире, и вот-вот придет мама и разгонит нас по кроватям, потому что завтра в школу. Дура. Мне не под силу никого спасти: ни тебя, ни тех девочек, ни даже себя. И вот я лежу, скрючившись, в черном ящике, который, скорее всего, станет моим гробом, и жду, пока твой убийца отыграет черную мессу в алых лучах заката почти что самого длинного дня в году. Я загнала себя сюда своими руками.

От гипоксии по телу побежали мурашки, голову вело, как тогда, в детстве, когда мы до одури кружились под музыку и с хохотом падали на диван. Я думала о маме, о боли в виске, которая пульсировала, как метроном;

я думала о том, как щетина Криса касалась внутренней поверхности моих бедер. И все глубже и глубже проваливалась на дно колодца, чтобы исчезнуть, раствориться в его необъятной черной маслянистой глубине. Меня убаюкивала далекая печальная мелодия. Я видела размытые неоновые буквы, медленно плывущие мимо, рогатую коровью морду, выплывающую из тумана, разноцветные узоры, потом твое лицо. Это ты привела меня сюда, Джен.

Status: не прочитано

04:41 / 30 июня 2015, вторник

The Libertines — «What Became of the Likely Lads»