Камилла Уэй - О чем мы солгали

– Что ей было нужно? – спросила Клара.

– У нее была истерика, она сказала, что хочет пойти в полицию, что нам необходимо во всем признаться. Можете себе представить, какой шок я испытала, я понятия не имела, в чем причина ее расстройства. Я постаралась ее успокоить, но она была на взводе, и мне пришлось согласиться на встречу. Состояние Бет не улучшилось к тому моменту, как я приехала, она сказала, что Ханна – новое имя Ланы – превратилась в агрессивного ребенка, внушающего ей страх. По словам Бет, эта девочка устроила пожар в доме няньки, причинила боль их собственному сыну и теперь ее брак трещит по швам из-за всего происходящего. Она была убеждена, что Ханна психически нездорова, что от матери она унаследовала проблемы психического характера и теперь Бет несет заслуженное наказание за всю сказанную нами ложь. Бет была сама не своя и мои попытки урезонить ее ни к чему не привели, она лишь повторяла, что ее гложет чувство вины и поэтому она должна пойти в полицию и признаться в том, что они нелегально взяли себе ребенка. Она все время возвращалась к обстоятельствам смерти Нади и сожалела, что они выдали Ханну за свою дочь. Кроме того, Бет была уверена, что Ханна нуждается в профессиональной помощи, следовательно, врачам важно знать ее настоящую медицинскую историю. Чем больше я старалась ее отговорить, тем подавленнее она становилась. И я решила, что мне ничего другого не оставалось, как уйти. Я попросила ее никогда мне не звонить впредь.

Воцарилась тишина. Клара через всю комнату посмотрела на Оливера, который ссутулившись сидел в кресле и слушал жену, прикрыв ладонями лицо.

– Я думала, – продолжила Роуз, – вернее, надеялась, что на этом истории конец. Но я, конечно, ошиблась. Она подняла голову и встретилась взглядом с Кларой. – Потому что Ханна была там во время нашей беседы на кухне, пряталась в соседней комнате и ловила каждое сказанное нами слово. Она подслушала весь наш разговор с Бет. Ей было семь лет, когда ей открылась вся правда о том, кто ее родители и как умерла ее родная мать. Вся.

Клара прикрыла рот рукой.

– Боже, бедный ребенок.

Роуз несколько недоуменно посмотрела на нее, словно, как подумала Клара, страдания Ханны волновали ее меньше всего в этой истории.

– Я узнала о том, что Ханна нас подслушала, только много лет спустя, вновь увидевшись с Бет, – продолжила она, – но было слишком поздно. Между тем Ханна выросла, постепенно становясь все более одержимой, зацикленной на том, что она узнала. Ханна помешалась на нас с Оливером, на всех нас – ее «настоящей» семье, как она думала. Ей было известно, в каком госпитале работала Бет, и через него она меня выследила. Ханна начала пропускать школу, приезжала сюда на поезде и шла за Оливером до работы или стояла за воротами школы; мало-помалу в ней копилась злоба. – Роуз посмотрела на Тома. – Она считала, что у вас, дети, идеальная жизнь, которую она тоже заслужила.

– Вы не встретились? – гневно спросил Том. – Не поговорили с ней?

– Мы не знали! – воскликнула Роуз. – Даже Бет была не в курсе до последнего. Ханна всегда держалась на расстоянии, не подходила близко, старалась, чтобы ее не рассекретили. Мы даже не догадывались, что ей было о нас известно! А потом, когда ей было шестнадцать, а Эмили только исполнилось восемнадцать, она придумала способ, как им познакомиться. Они стали подругами.

– И вы все еще не догадывались о том, кто она? – спросила Клара.

– Нет! Она представилась Эмили как Бэкки, никогда не приходила к нам в дом, да и навряд ли я узнала бы ее, появись она здесь. Мы понимали, что у Эмили новая подруга, но я не видела связи. Да и с чего бы? Дженнингсы жили за много миль отсюда в Кембриджшире, я не знала, что Ханне о нас известно и никаких оснований подозревать что-либо у меня не было.

– Так как же все выяснилось? – спросил Мак.

Тут Роуз снова разрыдалась.

– Однажды вечером Ханна открылась Эмили. Выложила все как на духу. Назвала свое настоящее имя и сообщила, что Оливер ее отец, поэтому они с Эмили – сводные сестры, и что мы отдали Ханну едва знакомым людям, чтобы только избавиться от нее.

– Господи, – проговорил Том.

– Но это еще не самое страшное. Ханна знала, я была единственным человеком, видевшим, как погибла ее мать, и все эти годы она внушала себе, что это я убила Надю, столкнув ее с обрыва.

– И Эмили ей поверила? – спросил Том.

Роуз вытерла глаза.

– Нет, слава богу. Я, конечно, назвала это ложью, сказала, что только видела как Надя спрыгнула, но это не заглушило гнев Эмили, обрушившийся на нас обоих. Она была в ярости от того, что Оливер мне изменял, что мы скрыли от нее существование сводной сестры, что я «выгораживала» ее отца. Эмили сказала, мы ей отвратительны и она не собирается нас прощать. Вы ее знаете – человек с принципами, на сто процентов знающий что правильно, а что нет. Не в наших силах было удержать ее – упрямую и своенравную девушку. Она сообщила о своем решении уйти, поскольку не желала нас больше видеть. Что оставалось делать? Ей было восемнадцать! Заставить ее остаться я не могла.

– То есть вы просто дали ей уйти? – сказал Том.

– О, дорогой, она так сильно на нас разозлилась. Я подумала, она уйдет на несколько дней, может, на неделю, а потом вернется, когда успокоится. С юридической точки зрения она была совершеннолетней, я не могла ее остановить. Но Эмили не вернулась. Ее поиски не дали никаких результатов. На следующий день позвонила Ханна и сообщила издевательским тоном, что ей известно, где Эмили, сказала, что мы это заслужили и будем расплачиваться до конца своей жизни, что она заберет у нас всех детей, по одному.

– Почему вы ничего мне не сказали! – вскрикнул Том. – У вас не было права скрывать это от меня!

– Мы хотели уберечь тебя от…

– Но вам не удалось! Не уберегли! Вы совсем спятили? Вам не приходило в голову, что я что-то подозревал? По вашему, я не слышал, как вы с отцом шушукались по углам, шептались, когда думали, что мы с Люком уже спим? Однажды вечером я услышал, как ты сказала это открыто. Я слышал, как ты обвинила отца: якобы из-за него ушла Эмили, не в силах простить ему то, что он сделал, поэтому она и оставила нас.

Роуз изменилась в лице.

– Ты это слышал?

– А как ты думаешь, почему мне было невыносимо находиться вместе с вами? Я знал, что вам известно о причинах ухода Эмили. Слово «вина» было написано у вас на лбу. Я не говорил с вами открыто, потому что… мне было пятнадцать и мне было проще напиться, принять дозу и не появляться дома всю ночь, засунуть голову в песок. Но я вас ненавидел, я чертовски вас ненавидел за то, что вы лгали мне, делали вид, что вам неизвестно отчего наша семья распалась. – Он повернулся к отцу. – Я знал, что это была твоя вина, ты заставил ее уйти. Я только не знал, почему.