Райли Сейгер - Запри все двери [litres]

Но тут мой телефон вибрирует, и я резко открываю глаза.

Мне пришло сообщение.

Я беру телефон и холодею от шока, увидев, кто мне написал.

Ингрид.

Привет, Джулс. Пожалуйста, не волнуйся. Со мной все хорошо.

Я чувствую невероятное облегчение. Оно теплой, опьяняющей волной прокатывается по моему телу, до самых кончиков пальцев.

Я ошибалась. Во всем. Ингрид жива и здорова. И, если ее внезапному отъезду есть разумное объяснение, то, возможно, объяснения есть и для того, что случилось с Эрикой и Меган.

Но пока что я хочу знать, что это за объяснение.

Я отправляю три сообщения, одно за другим – мои пальцы, все еще теплые от радости, стремительно порхают над экраном.

Где ты?

Все в порядке?

Что происходит?

Проходит минута. Потом еще две. Чтобы скоротать время в ожидании ответа, я начинаю прохаживаться туда-сюда по комнате, считая шаги. Когда я дохожу до шестидесяти семи, на экране появляются три голубые точки, подпрыгивающие вверх-вниз. Ингрид набирает сообщение.

В Пенсильвании. Друг помог найти работу официанткой.

Я волновалась. Почему ты не писала и не звонила?

На этот раз ответ приходит незамедлительно.

Забыла телефон в автобусе. Только сейчас смогла его вернуть.

Я ожидаю, что Ингрид начнет слать мне одно сообщение за другим, переписываясь так же оживленно, как она разговаривает. Но ее ответ оказывается совсем другим. Сдержанным, почти вялым.

Прости, что напугала.

Почему ты не сказала, что уезжаешь?

Не успела. Все решилось в последний момент.

Что за ерунда? Я стояла у нее на пороге за несколько минут до того, как она уехала. И она подтвердила наши планы о завтрашней встрече.

И тут меня осеняет – это не Ингрид.

Облегчение исчезает без следа, оставив после себя ледяной ужас.

Я переписываюсь с тем, кто виновен в исчезновении Ингрид.

Моя первая мысль – позвонить в полицию, чтобы они во всем разобрались. Но и Дилан, и я уже обращались в полицию, и тщетно. Чтобы полицейские что-то предприняли, мне нужно что-то большее, чем смутное предчувствие.

Мне нужны доказательства.

Позвони мне .

Ответ приходит незамедлительно:

Не могу.

Почему?

Слишком шумно.

Нужно действовать осторожно. Мои подозрения становятся очевидны. Я сжимаю телефон, мои пальцы нависают над экраном. Нужно придумать, как заставить моего собеседника выдать себя, но так, чтобы он этого не понял.

Какое у меня прозвище?

На экране появляются голубые точки, затем исчезают, затем появляются вновь. Лже-Ингрид думает. Я смотрю на точки и надеюсь, отчаянно надеюсь, что получу правильный ответ: Джуджу.

Прозвище, которое Ингрид придумала для меня в парке в тот день.

Я хочу, чтобы это оказалось правдой, а не жуткий, хотя и правдоподобный сценарий, который засел у меня в голове с тех пор, как я поговорила с Диланом.

И вот мой телефон вибрирует – пришел ответ:

Вопрос с подвохом. У тебя нет прозвища. Джулс – твое настоящее имя.

Я взвизгиваю и отбрасываю телефон. Резко, суматошно. Как горящую петарду. Он ударяется об пол, переворачивается и приземляется на ковер экраном вниз. Я падаю на диван; мое сердце будто бы оплавляется, как свеча, роняя мне в живот капли горячего воска.

Только один человек мог дать такой ответ.

И это не Ингрид.

Это Ник.

Мой телефон приглушенно вибрирует, лежа на ковре.

Я не двигаюсь с места. Мне не нужно открывать новое сообщение – я и так знаю правду. Я все помню.

Как я сидела на кухне у Ника со свежим порезом на руке, а он спросил меня, настоящее ли это имя.

Все думают, что это сокращение от Джулии или Джулианны, но меня зовут именно Джулс.

За исключением Хлои и Эндрю, он единственный, кому я рассказала, почему меня так назвали. Как же глупа я была, когда наслаждалась его вниманием, упивалась влечением, глядя ему в глаза.

Телефон снова вибрирует.

На этот раз я подхожу к нему – медленно, осторожно. Будто он меня укусит. Вместо того, чтобы подобрать телефон с пола, я просто переворачиваю его и читаю пропущенные сообщения.

Джулс?

Ты здесь?

Я все еще гляжу на эти слова, когда кто-то стучит в дверь. Один-единственный раз – я вздрагиваю от неожиданности и судорожно втягиваю в себя воздух.

Еще один стук. Такой же пугающий, как и первый.

Я слышу голос Ника.

– Джулс? Ты дома?

Это он.

Прямо там, за дверью.

Будто я призвала его своими подозрениями.

Я не открываю дверь.

Я не могу.

И я не могу ничего сказать. Одно-единственное слово, произнесенное дрожащим голосом, и он все поймет. Поймет, что я знаю.

Я поворачиваюсь к двери, обрамленной проемом гостиной. Дверь внутри двери.

Потом я замечаю свисающую с косяка цепочку.

Чуть ниже – незадвинутая щеколда.

И открытый замок.

Дверь не заперта.

Я вскакиваю на ноги и бегу в прихожую, стараясь не издавать ни звука. Если я не отвечу, может быть, Ник уйдет.

Вместо этого он стучит снова. Я крадусь к двери. Резкий звук заставляет меня резко выдохнуть от испуга.

Я прижимаюсь к двери, надеясь, что Ник не почувствует моего присутствия. А вот я его прекрасно ощущаю. Словно волнение в воздухе в считаных дюймах от меня.

Ник мог бы ворваться в квартиру, если бы захотел. Всего лишь повернув дверную ручку.

К счастью, он ограничивается словами.

– Джулс, – говорит он, – если ты меня слышишь, пожалуйста, прости. Я зря отмахнулся от твоего беспокойства сегодня утром. Это было очень грубо с моей стороны.

Я протягиваю левую руку к замку, дотрагиваюсь до задвижки в центре.

– Я просто хотел сказать, что это была действительно прекрасная ночь. Восхитительная.

Я сжимаю задвижку двумя пальцами, большим и указательным. Не дыша, я медленно поворачиваю ее наверх, изгибая руку под неестественным углом. Боль пронзает костяшки моих пальцев.

Потом мое запястье.

Потом локоть.

Я продолжаю медленно поворачивать задвижку, миллиметр за миллиметром.

– Я надеюсь, ты не думаешь, что я всегда так тороплюсь. Я просто…

Задвижка встает на место с характерным щелчком.

Услышав его, Ник замолкает – ждет, не издам ли я другой звук.

Ручка двери движется.

Ник поворачивает ее туда-сюда.

Спустя мгновение он вновь подает голос.

– Я просто поддался импульсу. Как и ты, наверное. Но я ни о чем не сожалею. Нисколько. Я просто, ну, хочу, чтобы ты знала – я не такой.

Ник уходит. Я слышу его удаляющиеся шаги. Но я по-прежнему стою у двери, не шелохнувшись – боюсь, что он вернется.

Я ему верю.

«Я не такой».

Именно.

Он – нечто совершенно иное.

Я хожу туда-сюда по гостиной мимо огромного окна. Снаружи на Центральный парк опускается ночь, окутывая его темной пеленой. Боу Бридж превратился в бледную полоску над непроницаемо черной водой. По мосту идет девушка, пребывая в блаженном неведении относительно того, что за ней наблюдают.