Рени Найт - Секретарь

– А где твой рюкзак, детка? – Я вдруг забеспокоилась, как бы из-за меня она не передумала уезжать.

– Он у папы и Урсулы. Они отвезут меня в аэропорт. Когда сегодня утром я сказала им, что хочу увидеться с тобой, они пообещали подвезти меня до суда, но тебя там не было…

Она вдруг расплакалась, я взяла ее за руку и повела за угол, где мы нашли скамейку и сели.

– Так когда твой рейс?

– Только в пять.

– Хорошо, что папа и Урсула подвезли тебя. Папа терпеть не может водить машину в Лондоне.

Она улыбнулась.

– Представляешь, мама, он целую вечность ездил кругами в крайнем ряду, не зная, где припарковаться, и в конце концов поставил машину на многоэтажной парковке черт знает где, так что несколько миль до суда мы проехали на такси, а потом я одна добиралась на другом такси сюда…

– Бедный папа. – Я держала ее за руку и не хотела отпускать. – Как я рада, что ты здесь. Просто увидеть тебя…

Ее пальцы дрогнули, и я разозлилась на себя за всю боль, которую ей причинила.

– Я так виновата, Энжи, – продолжала я. – Во всем, что случилось. В том, что заставила тебя пройти через все это, увидеть меня в суде. Я подвела тебя по всем статьям.

– Не надо, мама. Было невыносимо думать, что я уеду, не повидавшись с тобой. Мне не хотелось, чтобы ты считала, будто я все еще злюсь. Или что мне все равно.

– Милая… – Я притянула ее поближе к себе. – Как бы я хотела вернуться назад и все исправить, но это невозможно. Я так тебя люблю. Да, я не очень-то умею выражать свои чувства, но дороже тебя у меня никого нет.

Она положила голову мне на плечо, я вдохнула ее запах.

– А я помню эти духи, – продолжала я. – Это ведь я привезла их тебе из очередной поездки? Тебе, кажется, было лет четырнадцать. «Шанель номер девятнадцать»?

– Да. Я пользуюсь ими только по особым случаям. – Она убрала руку, потом снова просунула свои пальцы между моими, и мы продолжали сидеть, сцепив руки. – А помнишь, мама, я раньше собирала вырезки в альбом?

– Да, помню.

– Ты думала, что я делаю это из-за Мины, ведь так? Потому что она знаменитость.

– Наверное, да, так я и думала.

– Но на самом деле не поэтому. В тот день, вернувшись из суда, я нашла свой альбом и пересмотрела его. И вспомнила, как часто листала его, когда была маленькой, когда ты куда-нибудь уезжала или задерживалась на работе. А я скучала по тебе. Я смотрела на ее снимки, которые вырезала из газет, и объясняла себе: она важное лицо, вот почему ты должна быть рядом с ней, а не со мной. Тебе надо работать.

То же самое и я твердила себе долгие годы.

– Прости меня, Энжи. Я так сильно подвела тебя.

– Нет. Это она подвела и унизила тебя , мама. Почему ты позволяла ей так обращаться с собой?

Я пристыженно отвернулась.

– Не знаю.

– Это какая-то мистика, но, когда я в суде наблюдала за тобой, мне показалось, что у тебя стокгольмский синдром или что-то в этом роде. Как будто она годами держала тебя в заложниках, и теперь у тебя вконец запудрены мозги.

Я рассмеялась.

– Ну а теперь я свободна. И знаешь, мне не страшно, Энжи. Я готова к любому решению, которое примут присяжные. И хочу, чтобы ты знала об этом. Так что не вздумай беспокоиться обо мне во время поездки. Со мной все будет хорошо. Честное слово.

– Я же знаю, мама, что она виновна, но пусть это сойдет ей с рук. Не хочу, чтобы ты попала в тюрьму.

Я обняла ее за плечи и привлекла к себе.

– Детка, как ни странно, я ничего не имею против тюрьмы. Я в самом деле ее не боюсь. В суде наговорили столько лжи. Я хочу наконец правды. – Я сжала ее лицо в ладонях и поцеловала. – Ну все, надо посадить тебя в такси и отправить к папе, а то он запаникует. Ты передашь ему и Урсуле спасибо от меня?

Она кивнула.

– Я понимаю, Энжи, почему ты захотела жить с ними. Урсула добрая. Папа теперь гораздо счастливее, и мне приятно знать, что у тебя есть дом, где тебя любят. Не вздумай жалеть, что переселилась к ним.

Держась за руки, мы дошли до края тротуара, я увидела такси, сунула пальцы в рот и свистнула, подзывая его. Энжи рассмеялась, и мы с ней расстались на веселой ноте. Еще одно объятие, еще один поцелуй, а потом я махала ей вслед, пока такси не скрылось из виду. И только после этого включила телефон.

Звонок я не пропустила – он раздался лишь через час, как раз когда я жевала бутерброд в кафе. Мой голос прозвучал ровно. Я ощущала странное спокойствие. Честно говоря, мне не терпелось увидеть, как Мину отправят в тюрьму. Когда я возвращалась, надвигающийся дождь наконец начался. Я раскрыла зонт и выбросила из головы все мысли.

Сандра Тисдейл ждала меня у входа, в зал суда мы с ней вошли вместе. По пути были расставлены желтые пластиковые знаки, предупреждавшие, что пол мокрый и скользкий, и, помню, я еще подумала, что изображенный на них комично плюхнувшийся мультяшный человечек выглядит на редкость неуместно среди скульптур и колонн. Мои туфли поскрипывали от влаги, выжатой из кожаных подошв на мраморный пол, и этот скрип снится мне до сих пор. Если меня признают невиновной, значит, по этим коридорам я иду в последний раз, – с этой мыслью я огляделась по сторонам, оценивая их классический стиль.

Дэйв уже был на месте, его руки непрерывно совершали какие-то мелкие движения, пол рядом с ним усеивали крошечные клочки фольги от мятных «Поло». На скамье подсудимых нас пока было двое. Я смотрела на него, но он упорно отводил взгляд. А потом появилась Мина. Помню, проходя за мной на свое место, она провела ладонью по моей спине.

У меня так неистово стучало сердце, что я прижала пальцы к запястью, проверяя пульс – мне казалось, он достиг рекордного значения. Мина сидела неподвижно, положив тонкие пальцы перед собой. Щеки ее были розовее обычного, но я так и не поняла, естественный это цвет или румяна. Я видела, как она смотрит в зал для публики, где собрались ее родные – мать, муж и трое детей.

Два вердикта Мины начали зачитывать первыми – один по обвинению в лжесвидетельствовании, другой – в воспрепятствовании осуществлению правосудия, – а я, закрыв глаза, молилась, чтобы ее признали виновной. Вы выстоите или упадете вместе – эта фраза сверлила мне мозг, повторяясь вновь и вновь. Мне хотелось нашего падения.

Когда раздалось невиновна по обоим пунктам , меня замутило, колени мои подкосились. Я привалилась к столу, зажмурив глаза. И даже не слушала вердикт Дэйва и свой собственный. В этом не было необходимости. Вы выстоите или упадете вместе . Я открыла глаза и увидела, как все три команды защитников обмениваются рукопожатиями и поздравлениями. Поработали на славу.

Я обернулась, чтобы посмотреть на мистера Джеймса Мейтленда, обвинителя, который делал вид, что собирает бумаги, и явно оттягивал момент, когда ему придется пожать руки юристам противной стороны. Команда обвинения будто съежилась, мантии вдруг стали им велики.