Себастьян Фитцек - Инквизитор

– Еще один холодильник, – сказал Бахман.

– Это я вижу. Я имею в виду шум?

Каспар медленно направился через комнату мимо стола для вскрытия.

– Охлаждающая жидкость. – Бахман постарался, чтобы в его голосе чувствовалась улыбка. – Звучит как булькающая газонокосилка, я знаю. Но агрегат уже старый. Я думал, его уже выбросили. Вообще-то Расфельд им не пользуется.

– Ага. – Шадек с любопытством последовал за ним. – А почему тогда он включен в розетку?

Каспар положил обе руки на крышку. Ларь с чавкающим звуком открылся, и холод, дымясь, полез через края. Он невольно прикрыл рот рукой, но было слишком поздно. Едкий запах уже нашел короткий путь к его мозгу. Через нос.

Каспар закашлялся, его глаза начали слезиться, но не из-за сладковатого запаха, а от невыносимого вида.

– Ну и?.. – прогнусавил санитар у него за спиной.

Том подошел на шаг ближе, зажав нос двумя пальцами.

– Что это? – спросил он в ужасе.

Так как в ларе не было подсветки, он не мог разглядеть, все ли конечности на месте. Лишь одно он увидел отчетливо, прежде чем Ясмин и Бахман встали у него за спиной: кто-то срезал с головы собаки половину шкуры.

– Мистер Эд, – простонала Ясмин.

Каспар подумал то же самое и стыдился, что вид истерзанного существа нисколько его не тронул.

«Может, это была просто бродячая собака? Может, я его вовсе не знаю» , – пытался он успокоить совесть. Возможно, он отреагировал без эмоций, потому что рассчитывал на худшее.

«Нет, не в этом дело».

– Вытащить его оттуда? – неуверенно спросил Бахман.

«Все это не сходится».

– Инквизитор отрезал ему лапы, да?

Ясмин не могла отвести взгляда от останков пса, даже тошнотворный запах ее, похоже, не смущал. Она наклонилась еще ниже над ларем, так что Каспару пришлось потесниться, за что он был ей благодарен.

– Да, с него срезали шкуру, и у Мистера Эда нет лап. Господи, какой извращенец такое делает?

– Расфельд, – сказал Бахман и, к ужасу медсестры, вытащил из ларя булавовидную кость. – Вот, посмотрите.

Ясмин и Том в шоке уставились на консьержа.

– Это бедро собаки. Расфельд лично отпилил его, но в этом нет ничего извращенного. Потому что…

Каспар кивнул. Он начал понимать. Почему он остался таким хладнокровным. Почему смерть Мистера Эда его не задела. Потому что…

– …это не Мистер Эд. Как я уже говорил. Расфельд иногда работал здесь со своими студентами. Это учебный объект. – Бахман бросил кость обратно в ларь и закрыл крышку. – Собака попала под машину, и ветеринар предоставил ее нам.

– Откуда ты все так точно знаешь?

– Убери с глаз свой красный парик и посмотри внимательно, Ясмин. Мистер Эд был метисом, а это лабрадор. То, что так воняет, – формалин. Животное находилось в нем, оно полностью обескровлено, все биологические жидкости вытеснены. Даже умей Инквизитор препарировать животных – он ни за что не уложился бы в такое короткое время.

– Но, но… – залепетала Ясмин. – Но что нам хочет сказать этим Инквизитор?

– Ничего. Разве ты не понимаешь, он хочет нас…

– …Убить, – произнесла Грета из другого конца комнаты, и ее голос был не таким, как обычно, потому что сейчас она шептала.

Все повернулись к ней. Никто не задал вопроса. Это было и не нужно. Открытый девятый холодильник служил доказательством того, чем старая женщина занималась все это время, пока они обсуждали препарирование трупов.

– Это он… То есть это он? – спросила Грета, указывая вниз. Она уже не выглядела такой бесстрашной. На лбу вдруг проступили глубокие морщины, а кожа в этом безжалостном свете приобрела зеленоватый оттенок.

Каспар испугался, что Грету сейчас стошнит. Подойдя к ней, он откорректировал свои опасения. Она, наверное, и продержится, а вот насчет себя он уже не был уверен. Каспар сглотнул, чтобы обрезать путь скудному содержимому своего желудка, которое уже хотело выйти через глотку. Затем еще раз внимательно посмотрел. На голову, которая торчала с самого нижнего поддона.

Да, это был он.

Расфельд и при жизни не был привлекательным мужчиной. Но смерть сделала из него монстра.

Казалось, что он все еще умирает. Словно только и ждал, что они наконец придут и откроют холодильник, чтобы стать свидетелями его последних секунд. Его голова была запрокинута, как у ребенка, который хочет проследить за самолетом не оборачиваясь.

Расфельд кричал. Не ртом, из которого выглядывал фиолетовый кончик языка. Он кричал широко раскрытыми мертвыми глазами, которые еще никогда так сильно не выступали из глазниц. Он кричал безмолвно, и все равно так громко, что Каспар не слышал возбужденных голосов вокруг себя. Он даже с трудом понимал собственные мысли.

Опухшие щеки, синюшная восковая кожа, темные отпечатки на шее – видимо, Инквизитор убил его сразу. Трупные пятна проступают сначала там, где после смерти быстрее всего собирается кровь. Не на лице, а на спине или ягодицах, то есть на участках тела Расфельда, прикрытых халатом, который тот торопливо накинул, когда услышал шум в палате Брука.

Каспар осторожно закрыл глаза руководителю клиники. Не из уважения, а потому, что инстинктивно хотел проверить первые признаки трупного окоченения.

« Откуда я это знаю? Откуда я знаю, что трупные пятна проступают через тридцать минут, а трупное окоченение происходит только через час-два и начинается с век?»

Он не мог ответить себе на эти вопросы. Лишь одно стало ему ясно в ту самую секунду, когда Ясмин яростно пнула шкафчик с инструментами, а Бахман растерянно схватился за голову. Часть его сознания была рада, почти благодарна за тот ужас, который разыгрывался вокруг. Потому что это его отвлекало. И не давало столкнуться с еще более страшным чудовищем. С самим собой.

«Да, я скоро вернусь, и тогда все будет хорошо, мое сокровище. Все будет, как прежде. Не волнуйся, моя сладкая, хорошо? Я совершил одну ошибку, но я тебя отсюда вытащу, и тогда…»

Его желудок урчал, и он спрашивал себя, была ли это тошнота или, скорее, его настоящее Я, которое с негодованием давало о себе знать.

– Можно мне? – Бахман произнес это так, словно задавал вопрос уже много раз.

Каспар отошел в сторону. Он снова попытался сконцентрироваться на том, что говорили вокруг него. Но ему это не удалось. Он смотрел на труп Расфельда, и его мысли все больше путались.

«Может, я просто вестник? Троянский конь со смертельным грузом внутри туловища, который лишь ждет подходящей возможности, чтобы атаковать?»

Необъяснимая причина амнезии, которая привела его именно к воротам этой заснеженной психиатрической клиники, и тот факт, что лицо Инквизитора уже много раз появлялось в его снах, показались ему вдруг двумя параметрами в уравнении с тремя неизвестными, которое он не может решить, потому что травмированный мозг постоянно отправляет его мысли на запасной путь, который ведет к его дочери.