Себастьян Фитцек - Инквизитор

Каспар невольно моргнул, когда Шадек ткнул в него указательным пальцем. На мгновение он снова увидел шрамы на внутренней стороне его ладони.

– Мистер Амнезия, который утверждает, что не может вспомнить своего прошлого, и который случайно попадает в клинику, когда Инквизитор делает перерыв. И вот вы стоите здесь, в душе уже породнились с этим анонимом и разгадываете одну загадку за другой.

– Я считаю вас очень грубым и наглым. – Грета покачала головой.

– А я считаю, что все мы здесь заслужили объяснение, когда речь идет о нашей жизни. Итак, от кого вы слышали эту загадку?

– От господина профессора Расфельда.

– Ну конечно, я бы сейчас тоже его выбрал. Как удобно, что в настоящий момент он не может подтвердить ваши слова.

Бахман откашлялся и неожиданно активно вмешался в спор:

– Успокойтесь, Том. Фрау Камински уже много лет пациентка нашей клиники. Нет причин сомневаться в ее словах. Я ей верю.

– Неужели? – У Шадека на шее надулась сонная артерия.

– Да. Расфельд осматривал первых жертв Инквизитора в больнице Вестэнд. И, вероятно, изучал записки с загадками. Возможно, они даже нашли разгадку, но слишком поздно.

– Да, да, и возможно, у парня там снаружи просто икота, от которой он избавится, только если будет убивать людей. Да пошли вы.

Том хотел взять Ясмин за руку, чтобы иметь хоть одного союзника, если уж все остальные объединились против него. Но медсестра пресекла его попытку и обратилась к Грете:

– А вы можете разгадать и другую загадку? Ту, что была у Расфельда? – Она взглянула на холодильник с трупом, который Каспар уже закрыл.

– Разумеется. Я это уже сделала.

– Правда? – Ясмин удивленно посмотрела на нее.

– Конечно, – торжествовала Грета. – Как я уже сказала, если разгадать метафорическую загадку, то остальные уже не такие сложные.

Каспар подошел к столу для вскрытия трупов и еще раз взял записку, которую они нашли во рту у Расфельда.

– «Входишь в одну дверь, а выходишь из трех», – прочитал он.

– Может, лабиринт, лисья нора? – предложил Бахман.

– О боже. – Шадек приставил пальцы к виску, имитируя пистолет.

– Невозможно, – ответила Грета. – Как вы хотите выбраться оттуда одновременно через три выхода?

– Так что же это? – нетерпеливо спросил Каспар. Было почти полтретьего ночи, снаружи бушевал снежный шторм, а внутри свирепствовал еще более страшный ураган, вызванный психопатом, который либо вводил своих жертв в кому, либо убивал, либо прятал. С какой стороны ни смотри, это был не самый подходящий момент для разгадывания загадок в отделении патологии.

– Это же совсем просто. – Грета с надеждой посмотрела на остальных, только с Томом не стала искать визуального контакта. – Футболка.

– Футболка?

– Да, вы и сами могли бы догадаться.

Каспар услышал слова и когда понял, то вдруг почувствовал холод, от которого все это время его отвлекал обжигающий адреналин в крови.

Конечно. Ты входишь в нее снизу, а выходишь головой и руками через три отверстия.

– В чем дело? – спросил он, когда все вдруг затихли, а Том с подозрением уставился на него.

Каспар поднял глаза, оглядел других – блузки Греты и Ясмин, водолазку Шадека, комбинезон Бахмана – и с неприятным чувством осознал, что был единственным в футболке.

– Раздевайся.

– Ты спятил!

– Я не шучу, снимай эту чертову футболку. Немедленно.

– Вы совсем спятили? – пришел ему на помощь Бахман, но Шадек не успокаивался.

– Вы действительно считаете, что все происходящее здесь – это случайность? Этот псих все знает. Может, он даже заодно с Инквизитором?

Ясмин, ежась, обхватила себя руками, но никто не обратил на нее внимания.

– Зачем тогда Бруку такими загадками наводить подозрение на своего партнера? – возмущенно спросила Грета и указала на записку на металлическом столе.

– К тому же это означало бы, что и вы в этом замешаны, потому что у вас… – Консьерж инстинктивно подался назад, когда увидел приближающийся к его глазу кулак. Но атака предназначалась не ему.

Каспар тоже видел кулак и сумел бы даже отвести его, если бы подсознание снова не нажало на стопкран. Один быстрый поворот – и Тому не удалось бы схватить его за футболку и разорвать от ворота вниз. Он слышал, как поддались дешевые хлопковые волокна. Треск парадоксальным образом гармонировал с визгом у него в ушах. Поезд воспоминаний вернулся и наполнил его нос густым дымом.

– Черт, что это? – послышался испуганный голос Шадека, прежде чем Каспар почувствовал, как опрокинулся назад и полетел в пустоту. Его язык словно онемел, и он не мог объяснить происхождение шрамов, которые санитар обнаружил у него на груди. У Каспара не было сил сконцентрироваться на чем-либо, кроме эпизодов воспоминаний, которые катились на него.

– Можно начинать. Она готова.

Он снова сидел за письменным столом, из переговорного устройства раздавался женский голос.

– Мы все подготовили, доктор Хаберланд.

Он отложил диктофон в сторону.

Хаберланд? Его так зовут?

Пойманный в своем трехмерном воспоминании, он медленно встал, прошел через кабинет с медицинскими свидетельствами на стене и открыл белую обитую дверь.

Затем режиссер его фильма-воспоминания включил быстрый просмотр, и он видел только лихорадочные кадры: маленькая девочка с брекетами, которая устало улыбалась. Ее светловолосая голова сонно опускается на медицинскую кушетку.

А затем дрожь. Спазматическая дрожь этого филигранного детского тела, которое – как во время сеанса экзорцизма – тряслось под сильными руками, что тщетно пытались уложить ее обратно на кушетку. Под его руками.

Каспар услышал хлопок, лицо обожгло, но он лишь моргал, а затем все вокруг потемнело. Поезд воспоминаний заехал в туннель или находился посреди ночи в необитаемом месте, возможно, в лесу, потому что он долгое время ничего больше не видел. До момента сильного толчка, когда поезд словно сошел с железнодорожных путей.

Его тело встряхнуло, снова раздался хлопок, на этот раз еще громче, а затем он вдруг оказался в абсолютно другой обстановке, напомнившей ему сон, из которого его вырвал Линус несколько часов назад.

Теперь он сидел уже не в поезде, а в машине. В своей машине. Снаружи по лобовому стеклу барабанил сильный дождь. Бешеная скорость. Еще быстрее, чем деревья, мелькающие по сторонам.

Почему я несусь на такой скорости через непогоду?

Он включил дворники, но на стекле все равно оставалась мутная пелена, даже в максимальном режиме.

Я плачу! Почему я плачу? И почему не концентрируюсь на дороге, а тянусь… к пассажирскому сиденью?