Кристофер Йейтс - Мельничная дорога

– Нет, Майк, Пэтч не такой. Это не… – Ханна чуть не сказала «это не он», но вгляделась в снимок, наклонила голову, стараясь посмотреть под другим углом – Джорджи в это время ставил на стойку перед ней новый стакан, – потрогала: Пэтч такой маленький и одинокий. Что его заставило это сделать?

Затем все начало расплываться в ее глазах. Маккласки сполз с табурета, поддержал ее руками, и Ханна спрятала в них свои слезы. Разревелась у него на плече, но не из-за того, что натворил или готовится натворить Патрик, а из-за прошлых девяти месяцев, из-за болезненного ощущения, что хотя она продолжает любить мужа, что-то между ними уходит. Когда ей следует быть сильной, она где-нибудь еще, когда ей надо быть там, она здесь, когда нужно быть здесь, она там или на месте преступления, где все ее будоражит, на любимой работе за лентой полицейского ограждения среди света прожекторов и значков копов, в эпицентре событий, где все решается или не решается. Дурных людей ловят и наказывают, и все имеет свой странный порядок и логику, преступления всегда одинаковы, а развязка либо происходит, либо нет. Но она одна и та же. Ханна оттолкнула детектива, благодарно похлопала по плечу, вытерла глаза и спросила:

– Что собираешься делать?

– Лишь мы с тобой, Ханна, знаем, кто он такой.

– Ты должен арестовать его?

– На сей счет я хотел узнать твое мнение. Но если ты утверждаешь, что муж не поднимает на тебя руку…

– Я тебе клянусь, Маккласки. Бывает, впадает в уныние, но не бесится.

– Ясно. Копит, копит внутри, а потом – бум! – Он шлепнул по стойке своими большими ладонями, Ханна вздрогнула и опять посмотрела на распечатку снимка с изображением мужа.

– Извини, Ха, сделай одолжение, взгляни на этот список. – Детектив извлек из-под «Мейл» еще один лист. – Эти люди заказали в ресторане столики на время ленча.

Альварес, Бахман, Денби… Ким, Макманус, Натан… Сэмсон, Сальварес, Виланоза…

– Нет, никого не знаю.

Детектив пригладил жидкую седую шевелюру.

– Ха, разрешаю тебе позвонить. Дай мне с ним поговорить. Хочешь, я с ним пообщаюсь? Мне нет необходимости арестовывать его.

– Я сама с ним поговорю, Майк.

– Ладно. Но я вмешаюсь. Или дай обещание, что больше ничего не случится.

Ханна опять посмотрела на снимок, но так, слово на нем был не муж.

– Согласна. – В этот момент она рассеянно думала, не ее ли вина в том, что произошло.

– Это меня жутко напрягает, – буркнул детектив. Его нога подрагивала и стучала о стойку. – Сейчас, Ха, я больше всего боюсь за тебя. Если будешь с ним говорить, думай, какие задавать вопросы.

– Я знаю, как общаться с людьми, Майк. И тем более как разговаривать с мужем, – отрезала Ханна.

– Только веди себя так, чтобы он считал, что сам решил тебе открыться. Мол, это его инициатива.

– Как-нибудь справлюсь.

– Только ни в коем случае не загоняй его в угол.

– Не забывай, это и моя работа.

– Большая разница разговаривать со свидетелем и с подозреваемым.

– Он не подозреваемый, а мой муж.

– Не подозреваемый? Черт побери, Ха, я не брал призов за обидчивость, но у меня были и другие картинки, которые я мог бы тебе показать.

– Майк, не сомневайся, я ценю твой поступок.

– Как же меня это все напрягает! – Маккласки потер ладонью шею. – Сейчас пропустить бы глоток. Джорджи, у тебя не осталось со Дня святого Пэдди зеленого «Гиннесса»?

Бармен оперся о стойку руками:

– Это лишь пищевой краситель, Майки. Могу тебе устроить. – Он хлестнул по стойке полотенцем и взял стакан.

– Нет! – воскликнул детектив. – Не обращай на меня внимания. Я как тот привязанный к мачте грек.

– Одиссей, – подсказала Ханна.

– Точно. Как Одиссей. Вот что, Джорджи, как бы сильно я тебя не просил мне налить, посылай меня подальше, потому что я дал обещание Линди. Пью за свое обещание. – Он поднял стакан с сельтерской и, сделав глоток, скривился, как ребенок от сиропа от кашля. – Господи, Ха, нет ничего хуже шипучки в овощных коктейлях. Объяснить почему? Каждый раз, когда мне вручают коктейль, я вспоминаю шутку: зеленое и крутится со скоростью сто миль в час.

– Продолжай, Маккласки, если хочется.

– Лягушонок Кермит в блендере. Уверяю, пюре из лягушки в тысячу раз вкуснее.

– А мне на ум приходит другая. – Бармен похлопал рукой по стойке. – Зеленое, пахнет свининой.

– Эй, Джорджи, давай-ка не сейчас! – Голос Маккласки посуровел. – Ты что, не видишь, у нас серьезный разговор? – Он с деланым удивлением всплеснул руками, и бармен отвернулся. Маккласки снова обратился к Ханне: – Понимаешь, Ха, сейчас у Патрика в голове сумбур – рвется сразу в десять разных сторон. Дай ему успокоиться, возвращайся домой в обычное время. – Детектив взял ее за руку и добавил: – Позвони мне, когда туда явишься. Я буду в холле. А ты, если он только косо на тебя посмотрит, запрись в ванной и сразу мне набирай.

– Я люблю тебя, Майк. – Ханна сжала его руку.

– Потрясающе. Ну а что люблю я, тебе известно. Три слова: «отставка, полный пенсион». – Он для наглядности начертил в воздухе слова. – Потому что, если кто-нибудь узнает, что мне было известно, кто человек в ресторане, и я промолчал… В общем, обещай мне, Ха, что не сваляешь дурака.

Она прижала руку к груди:

– Клянусь!

Маккласки с сомнением посмотрел на нее и положил на стойку несколько банкнот.

– Извини, Джорджи, что оборвал. Сам не свой от голода.

– Нет проблем, приятель, – кивнул бармен.

– Пойдем, Ханна, – произнес Маккласки. – Возьмем такси.

Слезая с табурета, она театральным шепотом бросила в сторону стойки:

– Палец Кермита.

Бармен моргнул ей вслед.

Ханне хотелось, чтобы такси ехало целую вечность. Она свернулась на заднем сиденье, и движение, как в детстве, успокаивало. Ханна, наверное, даже вздремнула. Так она ездила в юности, возвращаясь после семейных поездок и с отдыха. Вот если бы сейчас заснуть и, проснувшись, убедиться, что все случившееся нереально. Машина петляла по городским улицам, за окнами, подобно мыслям Ханны, мелькали новые сцены: ни за что не ухватишься, ни на чем не остановишь взгляд – муж размахивал ножом, свидетельство бесспорное, но это абсурд. Хорошо бы они ездили и ездили кругами, и, попав в одно и то же место в пятый, седьмой или тринадцатый раз, она сумела бы вычленить из людного тротуара некий смысл и услышать слова: «Дело вот в чем, Ханна, и надо поступить вот так». Такси остановилось на светофоре на Юнион-сквер, а если бы проехало на несколько футов вперед, Ханна увидела бы то самое место, где пять лет назад впервые поцеловалась с Пэтчем и, прежде чем их губы коснулись, поняла, что он – тот единственный человек, с кем она будет чувствовать себя в безопасности. Единственный, с кем ее будущее обретет направление и цель. И что теперь? Она ошиблась? Снова движение – Бродвей, кинотеатр, книжный магазин, Маккласки, Хибара, но как она может думать о работе в такой момент? Оказавшись за столом, Ханна сумела сосредоточиться лишь на одном: делать вид, будто чем-то занимается, а на самом деле ждала момента, когда настанет время отправляться домой. В груди страшная тяжесть. Есть все составляющие репортажа: подозреваемый – ее муж, орудие – нож, время – обеденное, место – ресторан в гостинице.