Александр Куприн - Бармен из Шереметьево

Служебная «Волга» Солодова летела по Ленинградке, опера молчали. Оба понимали, что уже завтра их отстранят от работы, что, даже если они убедят бармена наврать про то, что он был запуган племянником, — эта версия ничего не гарантирует. Водитель, поглядывая на вставленную в специальный зажим записку с адресом, быстро домчал их до новой кооперативной высотки и встал в торце, не выключая мотор, а подавленные оперативники, поскрипывая снегом, пошли в адрес.

Модный звонок-соловей заливался трелями, но к двери никто не подходил. Они уже хотели уйти, но тут Солодову померещился негромкий свист, более похожий на звук, с каким обычно выходит воздух из проколотой шины. Подполковник плотно прижал ухо к двери — она вдруг подалась вперед и открылась. Замок не был заперт, но сама дверь была прижата с помощью квадратика свернутой бумаги. В лицо им ударил холодный воздух, а по полу навстречу, гонимая сквозняком, покатилась пустая аэрозольная банка из-под краски. Оперативники быстро зашли внутрь и прикрыли дверь на ту же сложенную бумажку — сквозняк прекратился, банка остановилась. Балконная дверь была настежь открыта, снежинки кружились над паркетом. На стене, прямо по дорогим рельефными обоям, краской было размашисто написано: «Будьте вы…», — последнее слово заходило на кухню. Солодов кисло поморщился.

В ванной тихонько журчала вода и сидел абсолютно белый труп бармена. Вены в локтевых сгибах были глубоко разрезаны, видны были даже белые кончики разделенных бритвой сухожилий, но крови не было — она ушла с водой. На лице покойника некоторое удивление, глаза полуоткрыты и смотрят вниз на бегущий ручеек, унесший всю его кровь, всю его многослойную и такую непростую жизнь. Валов приложил наружную сторону ладони к губам Влада и сразу отдернул, будто его ударило током.

— Что же он такой белый-то? — прошептал он.

— Кровь, похоже, не сворачивалась. Больной был, — предположил Солодов и добавил: — Он что — левша?

— Н-не знаю даже. Почему?

— У него следы краски на левой руке. И где бритва?

— Да он сидит на ней — вон видно ручку перламутровую.

— Уходим?

— Нет. Надо записку поискать.

Еще с полчаса они отрешенно бродили по квартире, заглядывая за мебель, осторожно, в перчатках двигая и возвращая на место предметы. В голове у них бродили одни и те же мысли: «Ах, если бы этот труп образовался до побега! Как хорошо, как удачно легли бы карты — все нашло бы свое объяснение, все бы сошлось как нельзя лучше — мразь племянник совершает убийство и бежит, чтоб избежать ответственности. Простая, такая русская, такая привычная всем бытовуха. Эх-эх…»

Никакой записки, кроме той, что на обоях, оперативники не нашли и покинули квартиру, оставив дверь настежь открытой. Из телефона-автомата Солодов позвонил 02, сказал, не представляясь, что у соседа сломана дверь и надо бы проверить — запишите, пожалуйста, адрес, пришлите наряд. И повесил трубку. Оперативники молча сели в машину. Водитель вопросительно посмотрел, но ничего не сказал, а Солодов вынул из кармана квадратик бумаги, которым была прижата дверь квартиры бармена, развернул и начал читать. Валов на заднем сидении заметно занервничал.

— Это мне? Это обо мне? — наконец не выдержал он.

— Почти. Это ментам. Но о тебе. Точнее, о нас всех. На — выйди и сожги.

— Но поймите же, господин Лемке, — ваш подопечный оказался замешан в преступном деянии, и случилось это, как мы все понимаем, на советской территории — почему же германская сторона препятствует допросу потерпевшего?

— Господин Рюб ни в коей мере не считает себя потерпевшим. Напротив — он глубоко раскаивается и даже готов компенсировать ремонт двери в туалете аэропорта.

— Хорошо, но где же его верхняя одежда? Бумажник? Билет, наконец?! Ведь очевидно же, что все это было похищено и мы обязаны найти грабителей.

— Мой подопечный, как вы его назвали, так не считает. Он полагает, что все перечисленное могло быть им оставлено в любой другой кабинке туалета и впоследствии подобрано кем-то. Ведь находка не является правонарушением?

— Нашедший обязан был сдать эти вещи работникам аэро…

— Ну вот теперь вы и сами видите, что проблема лежит между подобравшим куртку с бумажником и работниками аэропорта и тут уже мой подопечный ничем помочь не может! Нет никаких причин чинить Мартину Рюбу препятствия по возвращению его на родину — я говорю это от имени господина Андреаса Майер-Ландрут, чрезвычайного и полномочного посла Федеративной Республики Германии.

— Ни о каких препятствиях, господин Лемке, речь тут не идет — доведите эту простую мысль до своего руководства. Правоохранительные органы нашей страны выполняют свою работу, пытаясь разобраться в этом печальном инциденте с гражданином ФРГ, с тем чтобы не допустить подобных происшествий в будущем.

— Мы все делаем свою работу. Мартин Рюб вылетит сегодня домой и уже через несколько дней сможет дать какие-то пояснения вам по телефону. Всего доброго, господа.

— До свидания.

Мартин два дня пролежал с сотрясением мозга в клинике при посольстве ФРГ и, не закончив лечение, вылетел домой. Никаких официальных объяснений по поводу произошедшего с ним в ночь с третьего на четвертое декабря он не дал. Все последующие попытки контактов письменно или по телефону оставил без внимания.

В понедельник, седьмого декабря 1981 года, в кабинете Андропова по этому происшествию было проведено экстренное совещание. Докладчиком вместо отстраненного начальника управления «Т» выступил генерал-полковник Алидин — начальник УКГБ по Москве и Московской области.

— Виктор Иванович! Не нужно мне пересказывать всю историю — я внимательно прочитал справку, — прервал его Андропов, — скажи мне свое мнение: мог этот грузчик иметь отношение к зарубежным спецслужбам?

— Нет. Я в такую возможность не верю. Молод слишком.

— Это не довод. Что скажет контрразведка? — обратился Андропов к начальнику Второго главного управления Григоренко.

— Выводы делать рано, но по той информации, что мы имеем сегодня, фигурант практически все три последних года находился в казарменных условиях и был окружен большим количеством людей. Нет никаких данных не только о возможной вербовке, но и вообще о каких-либо контактах с иностранцами. Тем не менее я приказал не использовать региональные управления и командировал в Еланскую дивизию, где фигурант проходил срочную службу, и Находкинское училище сотрудников центрального аппарата — они опросят сослуживцев, соберут информацию и документы.

— Очень правильное решение, Григорий Федорович. Позволит, кроме прочего, уменьшить огласку. Что решили с сотрудниками?