Сергей Протасов - Обязательно должна быть надежда. Следователь Токарев. История вторая

Скорее бы на пенсию! В тридцать шесть самое время мечтать об отдыхе, потому что после сорока мечтаешь, чтобы оставили еще послужить.

В дверь осторожно постучали.

— Входите, — строго приказал Токарев. — Не ломайте дверь!

— Разрешите, товарищ капитан? — круглая голова Баженова показалась в проеме.

— Входи, Паша.

Они много раз виделись, и Токарев знал Баженова, хоть тот и подчинялся другому руководителю. Знал не в смысле, чем тот дышит и прочую его подноготную. Знал — значит узнавал в лицо, привык к нему. Они здоровались всегда вежливо и приветливо. Обычно Баженов выглядел спокойным и уверенным, даже каким-то слишком уверенным, но сегодня что-то в его глазах удивило следователя. Глаза смотрели настороженно, в них читалась тревога.

— Есть к тебе дело на миллион рублей, давай присаживайся.

— Я сейчас заступаю, товарищ капитан. Что-то срочное? А то меня ждут.

— Заступишь, Паша, успеешь, — Токарев внимательно, не скрывая интереса, разглядывал Баженова, и тот испытывал явный дискомфорт под прямым взглядом. — Тебе знаком Эдуард Свекольников?

— Да, это мой школьный приятель. Он что-то совершил? — слишком равнодушно, словно был готов к такому вопросу, ответил Баженов.

— Можно сказать и так. Он пропал.

Токарев ждал хоть какой-то неестественности в реакции или в словах, но сержант сохранял спокойствие.

— Я слышал, мне его мама звонила еще в пятницу. Признаться, я надеялся, что он давно вернулся. Не понимаю, куда он делся. У него друзей-то кроме меня только Юрик Чаусов. Не знаю… Может быть, в Москву подался, к отцу? Нет, Николай Иванович, никаких идей.

— Очень жаль! Тогда расскажи мне, о чем вы говорили в четверг?

— В какой четверг?

— В этот самый, который прошел, Паша. Вы же виделись? — следователь говорил почти ласково.

Что-то дрогнуло внутри монументального тела сержанта. Он смотрел на собеседника, стараясь понять, что тому известно. Токарев много раз видел этот взгляд, он знал, что скрывается за ним. Баженов молчал.

— Забыл? Вы еще ругались.

— В четверг? Мы, кажется, не встречались.

— Ну да, конечно. Вас еще его мама из окна видела.

Баженов просветлел, он выдержал импровизацию ушлого Токарева.

— Я понял. Николай Иванович, это было в понедельник, а не в четверг. Она перепутала. Действительно, встречались утром, но не ругались. Так, разошлись в оценках.

— В оценках чего?

— В оценках настоящей дружбы. Он хотел у меня денег занять на неопределенный срок, а я отказал.

— Много денег?

— Для меня много — сто тысяч на полгода.

— Зачем ему столько сразу?

— Он с какой-то девушкой познакомился, собирался к ней на свидание.

— В понедельник?

— Не помню. По-моему, он не уточнял. Я еще удивился, у него давно никаких девушек не было. Кажется, говорил, что она болеет, на жалость давил. Может быть, на лечение?

— Имя девушки как?

— Он не говорил вроде.

— Больше ничего?

— Ничего. Я сказал ему, что денег у меня нет. Откуда? Он разозлился, обругал меня всякими словами. Я уехал, он ушел. Все. Больше мы не встречались и не говорили. Он, знаете, обидчивый малый, может месяц не встречаться и не звонить. Ну а мне что? Обиделся и обиделся. У меня своя жизнь.

— А когда его мать позвонила, ты ничего странного не заметил?

— Нет, а что?

— Я дело веду о пропаже.

— И что?

— Да что ты все «что» да «что»! Разбираюсь.

— Что там разбираться, товарищ капитан. Найдется, мало ли куда уехал. Взрослый мужик, что с ним будет!

— Думаешь? А если не уезжал?

— Как это? — удивился Баженов.

— Ну, мало ли.

Сержант промолчал.

Из всех известных Токареву девушек, окружавших Свекольников, болела только Маша Горлова. Возможно, именно ее Эдуард и назвал своей девушкой. Сегодня она обещала выйти на работу после болезни, так что есть надежда с ней переговорить. Но Маша потом. Сначала он решил встретиться с Натальей Киреевой, жертвой насильника Бельмесова, по адресу ее прописки.

— Никого нет дома, катись отсюда! — был ответ на его звонок в дверь. Голос определенно принадлежал пожилой и очень нервной женщине.

— Не уйду, и не уговаривайте, — весело ответил Токарев. — Я из милиции, так что прошу открыть и не препятствовать.

— Документ есть? Показывай!

— Вот же удостоверение, видно в глазок.

— К замочной скважине поднесите, — примирительно попросил женский голос. — Я до глазка не дотягиваюсь. Который год прошу их глазок перевесить пониже — бесполезно.

Дверь открылась, и перед Николаем Ивановичем предстала совсем маленькая, седая, опрятная старушка.

— Что?

— Мне нужно поговорить с Натальей Киреевой или с кем-то из ее родственников, — ласково проговорил следователь. — Она дома?

— Дома, куда ж ей деться? Я вас слушаю.

— Вы Наталья Киреева? — он даже отшатнулся от внезапно поразившей его догадки. Нет, в это невозможно было поверить.

— Точно, — насмешливо ответила старушка. — Не похожа? Паспорт показать?

— Я вас представлял чуть моложе.

— Понимаю так, вы внучкой интересуетесь? Так ее нет дома, приходите вечером; может быть, застанете.

— А вы кто, простите? — следователь сразу почувствовал симпатию к женщине и приветливо ей улыбнулся.

— Я ее бабушка. Мы с ней отчествами отличаемся, она — Олеговна, и возрастом, — милиционер вызывал доверие, пожилая женщина грустно улыбнулась в ответ. — Ее матери с отцом тоже дома нет, они на работе. А что случилось? Проходите на кухню. Хотите чаю? Я как раз собралась попить. Разуйтесь только, вот тапочки.

Трехкомнатная квартира выглядела небогато, но ухоженно.

— Садитесь вот сюда. Как вас зовут?

— Николай Иванович мы.

— А я Наталья Михайловна. Так что случилось-то? Что эта сволочь опять натворила? — она строго нахмурилась.

— Не слишком вы про внучку?

— В самый раз! Следовало бы использовать другое слово, на букву «б», но вслух, а это выше моих сил. Не в том я уже возрасте, чтобы поганить язык разными такими буквами. Рассказывайте, Николай Иванович, зачем пришли?

Токарев подробно рассказал о ситуации, в которую оказались вовлечены Наталья Киреева и Владимир Бельмесов. Наталья Михайловна молча слушала, прихлебывая чай и приправляя его вареньем из маленькой старинной вазочки.

— Чепуха это все, Николай Иванович. Ничего такого быть не могло. Зря парня в тюрьме держите, вот что я вам скажу. Почему родителей никто не известил? Раз несовершеннолетняя, должны родители участвовать. Или нет? Напрасно мучаете человека.

— То есть? — опешил Токарев.

— А вот то и есть! — бабушка поставила чашку в блюдце, туда же положила маленькую ложечку. — С Наташкой нашей беда, дорогой следователь, и никто ничего не может поделать. Она никого не слушает, живет как попало, с кем придется. Курит, пьет, часто дома не ночует, не учится и не работает. Наркотики пробует. Бывает, сюда мужиков приводит, когда дома никого нет. Тварь такая! — на Токарева смотрели жесткие, без малейшего признака жалости, глаза. Пожилую женщину трясло от обиды. — Когда, вы говорите, дело было?