Сергей Протасов - Обязательно должна быть надежда. Следователь Токарев. История вторая

— Восьмого.

— В среду? Ну да. В среду. Накануне она не ночевала дома. Телефон отключила. Во вторник пришла вечером пьяная, но запаха от нее нет. Догадываетесь?

— Думаете наркотики?

— Скорее всего. Проспалась она, а на другой день ее мать исхлестала ремнем. Так она оделась и выскочила куда-то. Сказала, всех уничтожит, посадит. Снимет в травмпункте побои и напишет заявление в милицию. Вам, наверное, удивительно, что я так про свою внучку говорю, но сил больше нет. Мать плачет все время, отец ее, мой сын Олег, попивать от стыда стал, а ей все равно. Они жалеют ее, но от их жалости всё только хуже. Убивает нас всех методично и настойчиво. Однажды она выкинет всех на улицу или ее бандиты придут. Может быть, вы поможете ее на лечение куда-нибудь определить? Вы же органы.

— Лечение — вещь добровольная, Наталья Михайловна. Мы можем помочь в колонию для несовершеннолетних ее пристроить, если есть за что.

— Бог с вами! — замахала бабушка руками. — Если так, то я ничего не говорила. Так и запишите. Вы вообще имеете право меня допрашивать?

— Не волнуйтесь, никуда я ее не посажу. Мы просто беседуем. Я и не пишу ничего. Скажите, давно Наташа занимается скалолазанием?

— Чем? — старушка выкатила глаза. — Наша Наташка? Какие скалы, вы что?

— Это спорт такой, — Токарев объяснил, что знал, про скалодромы. — В городе имеется один. Никуда выезжать не надо, но амуниция специальная должна все-таки быть. Есть у нее карабины, канаты, ремни, форма и что-то в таком роде?

— Нет! — решительно ответила бабушка. — Ничего у нее нет и не было никогда. Мужики, водка, пиво и наркотики — вот вершины, которые внучка покоряет, причем без всякой амуниции.

Неожиданно, не меняясь в лице, она заплакала медленными стариковскими слезами. Без резких движений, всхлипываний, глубоких вздохов. Словно где-то внутри нее открылись маленькие краники бессилия и горя.

— Знаете, Коленька, мы так все радовались, когда она родилась. Такая хорошенькая была, как куколка. Тихая и послушная. Я гуляла с ней, смешно вспомнить, — она улыбнулась сквозь слезы, словно теплый лучик солнца из прошлого осветил ее лицо. — Хожу и думаю: вот бы кто подошел и сказал, мол, какая красивая у вас дочка. А я в ответ: «Это внучка», а он: «Никогда бы не подумал, вы так молодо выглядите!» Гуляю и мечтаю. Глупая, правда?

— Получалось?

— Много раз. Народ у нас не жадный на добрые слова. Потом я водила ее на бальные танцы, на музыку и рисование. Уроки с ней делала. Так была благодарна, что Олег назвал ее в мою честь, хотела сделать из девочки настоящую принцессу. Я не упрекаю, заботы доставляли мне удовольствия, я воспитывала ее для себя, вместо себя, чтобы память обо мне осталась, чтобы она с гордостью рассказывала обо мне. Мне казалось, что если она, моя внучка, названная в мою честь, будет счастлива, то вроде бы как и я останусь жить. Что после моей смерти маленькая частичка меня, воплощенная в ней, останется на земле. Словно это я продолжаю жить. Вот я сама себя и создавала в ней. Понимаете?

— Понимаю. Должно быть, вам очень обидно.

— Нет-нет, Николай Иванович, «обидно» — это совсем не то. У меня нет обиды, есть отчаяние. Представьте, вы много лет делаете какое-то дело, например, ну, не знаю, вышиваете большую, красивую и трудоемкую картину. Мечтаете ее подарить самым близким людям на самый великий их праздник. Знаете, что этот подарок спасет их от какой-то беды, мечтаете спасти их. Но некто берет и на ваших глазах бросает картину в огонь. Вы смотрите, как, корчась в пламени, погибает ваш труд, ваша мечта, и понимаете, что больше у вас нет возможности сделать все заново.

— Горе!

— Нет слов, чтобы передать, какое это горе. Вот так и Наташка. Она сказала матери, что предохраняться нужно было, тогда она бы не родилась и все вокруг были бы счастливы. Мать и отхлестала ее. Такое услышать! За что нам это наказание? Николай Иванович, дорогой мой, я вас заклинаю всем святым, что есть на свете, — не сажайте ее. Мы все свято верим, что она перерастет и исправится, мы потерпим, мы всё вытерпим ради нашей девочки, и мы еще будем счастливы все вместе. Обещайте мне, что не сделаете ей плохого.

— Я постараюсь, а вы не говорите, что я приходил. Вот моя визитка, позвоните, когда она будет дома. Хорошо?

Токарев смутился. «Что ж они все плачут? — подумал он. — Пять минут разговора — и слезы. И помощи все просят, и сразу надеются на меня».

Первоначальная картинка с изнасилованием постепенно превращалась в свою противоположность. Чутье подсказывало, что еще чуть-чуть — и Бельмесов вернется в свою семью, где ждут его мать и разновозрастные сестры, Анечка и Вера, которые совсем не могут без него, дурака. Суровый урок Вова запомнит на всю жизнь, и, может быть, он поможет парню взяться за ум, найти свою дорогу и стать достойным человеком. Ничто так не делает нас лучше, как добрый, великодушный поступок постороннего человека, спасший нас в самый страшный момент жизни. Такое не забудешь.

Токарев ехал в сторону собеса, намереваясь опросить Марию Горлову, но по пути решил заскочить в магазин, торгующий колесами. Он уже парковался, когда его телефон зазвонил.

— Товарищ капитан, — услышал он голос Кривицкого. — Кажется, я его нашел.

— Молодец, Гена, волоки в отдел, — обрадовался Николай Иванович, он понял, что речь идет о Свекольникове, поиски которого утром были поручены старшему лейтенанту. Раз парень найден, одно дело с плеч. — Живого или мертвого.

— Не получится. Он в районной больнице лежит. Не жив, не мертв, но в коме, без сознания. Черепно-мозговая травма. Кто-то ему чуть надвое голову не расколол, как орех. Переохлаждение, потеря крови, но дышит.

— А это точно он? Опознан?

— Точно. Я, как вы велели, позвонил в районную скорую, передал приметы, и они направили меня в больницу. Его доставили неопознанного, без документов, вызвали местных милиционеров. Там я выяснил, с какого места парня привезли, подскочил туда, пошарил вокруг и нашел его портфель в снегу. Короче, из портфеля, фотографии и одежды однозначно — он.

— Где произошло?

— В Покровском.

— Врачи что говорят? Когда он очнется?

— Врачи говорят — не знаем, но шанс есть.

— Хоть так. Ладно, Ген, я приехал уже на встречу, завтра поговорим. Сегодня я в отдел не приеду. Позвони Солнцеву, пусть не ждет. Ты готовь материалы на возбуждение. И еще — сообщи матери.

— Я?

— Ты, Гена, и давай не нервируй меня странными вопросами. Аккуратно все объясни женщине, в позитивном ключе постарайся, сам понимаешь. Разберешься. По колесам как ситуация? Держишь на контроле?

— Пока ничего. Звонил сегодня их полномочный представитель — Камилджон Мадрасулович, — последние слова Кривицкий произнес внятно по слогам.