Сергей Протасов - Обязательно должна быть надежда. Следователь Токарев. История вторая

— Мы догадываемся, кто напал на вас, — Токарев соорудил печальное лицо.

— Да?

— Виктор Дудник. Ранее судимый бандит по кличке Боцман. Была другая версия — Ярослав Грицай, но следствие склоняется к Дуднику. Каковы могут быть причины? Вы знакомы с кем-то из них?

— Нет. Это был Баженов. Паша. Мой школьный приятель, милиционер. Он ударил меня железкой. А этих я не знаю.

— Вот тебе раз! — Токарев от неожиданности выпрямился на стуле и расширил глаза. — Странно. Вы ничего не путаете? Тогда расскажите всё, что знаете. Вам плохо?

— Нормально-нормально. Я расскажу.

Эдик говорил то с продолжительными перерывами между фразами, то быстро тараторил. Временами он замолкал, нахмуривал брови и смотрел в пол. Отрывчатые картинки теснились в голове, путались время и события. Следователь не перебивал, не шевелился. Свекольников рассказал, как случайно встретил человека, похожего, как двойник, на пенсионера Владилена Бабина и оказавшегося его потерянным братом. Как этот брат узнал адрес квартиры Бабина, как потом сам Бабин исчез, возможно, уехал, а в его квартире он встретил двойника. Как заподозрил неладное, но не успел предупредить свое начальство, потому что получил удар по голове от Баженова. При чем Баженов? Было дело, он, Баженов и Юра Чаусов со своей девушкой Катей решили помочь Бабину принять решение заключить договор ренты. Нет, никакого криминала не планировалось, но за содействие Баженов обещал каждому участнику небольшое вознаграждение. Его долю, сто тысяч, Баженов передал Свекольникову в день нападения. Эти деньги после того вечера, когда Паша ударил его по голове, пропали вместе с документами. Что еще? В Покровском действительно на Эдика напал парень с ножом, какой-то бывший знакомый Маши Горловой. Эдик отбился, парень потом громко ругался и грозился отомстить.

— Как думаешь, почему Баженов пытался тебя убить?

Казалось, следователь сквозь глаза глядит в середину головы. Эдик ощутил дискомфорт и передернул плечами.

— Думал об этом?

— Ума не приложу! Чтоб отобрать деньги? То есть, получается, утром деньги спокойно дал, а вечером из-за них хотел убить. Не то. Наверное, он собирался инсценировать ограбление и не должен был засветиться.

— Опять же, зачем?

— Меня устранить. Не понимаю. Чувствую, дело касается этого двойника, больше нечего думать. Но зачем, почему — не могу объяснить.

— Ну, допустим. А знаешь, кому была продана квартира?

— Нет. Зачем мне? Погодите! Договор ренты Паша собирался оформить на какого-то покупателя. Фамилии не знаю, это его знакомый.

— Договор оформлен, а Бабин исчез.

— Он убил его? — спросил Эдик, всеми силами желая, чтобы Бабин оказался жив. Воспоминание о недавнем намерении зарезать старика вызывало отвращение к самому себе. — Владилен Феликсович вроде собирался куда-то уехать на лето. Нет? Может быть, переселил?

Он поднял глаза, и острый взгляд следователя заставил его вздрогнуть.

— На меня думаете? Я все рассказал, как было.

— А нож в квартире откуда?

«Точно! Там же нож оставался, который я уронил, — руки Свекольникова вспотели, дыхание участилось, лицо покраснело. — Милиция его нашла? Не может быть, я не брал его в руки, там должны быть отпечатки только этого парня».

— Нож? — протянул он. — Какой нож? Я ничего не знаю.

— Или забыл? — наседал Токарев, в его голосе зазвучала ирония.

— Вы уверены, что Бабина убили? А если он жив?

— Дай-то Бог. Тело пока не обнаружено, утверждать ничего нельзя. Сможете узнать напавшего на вас мужчину, которого вы прогнали? — Токарев достал из папки фото. — Этот?

— Похож.

— Понятно. Вот его-то точно убили!

— Как?

— Задушен тонким металлическим тросом, возможно струной. Не расстраивайтесь, никто вас не подозревает. Он был еще жив, когда вы уже лежали тут без сознания. Точно установлено. Другой вопрос: я слышал, Чаусов музыкант? У него есть гитары?

— Юрик? Вы с ума сошли, он не мог! — неожиданно Эдик рассмеялся. — Ну вы даете! Такое придумать. Гитара у него есть, и не одна, он же талантливый музыкант. Нет, Юра не мог этого сделать. Я его знаю сто лет.

В палату заглянула дежурная медсестра.

— У вас всё нормально? Что-то долго!

— Всё хорошо, — максимально бодро ответил Эдик. — Товарищ анекдоты мне рассказывает. Смешные, сил нет.

— Давайте-ка заканчивайте, — безразлично потребовала она и закрыла дверь.

Токарев перевел взгляд с двери на подозреваемого.

— А Баженов мог?

— Баженов, как выяснилось, на многое способен, — смех прервался. — Задержите его как можно скорее, товарищ следователь. Это он пытался меня убить!

— Я понял уже. Успокойтесь. Мы его ищем по другому делу. Со вчерашнего дня. Не знаете, где он может скрываться?

— А что случилось? Почему вы его ищете?

— Почему? — после глубокого вздоха и короткого размышления продолжил Николай Иванович. — Твой отец выследил банду. Баженов и еще двое. Была перестрелка, погиб наш сотрудник…

— А папа?

— Невредим, только головой слегка ударился. Застрелили человека, который пытался тебя убить в больнице. Другой вроде бы ранен в левую ногу. Оба, Баженов и раненый, скрылись на машине. Вот теперь ищем твоего одноклассника. Так что — есть идеи?

— Надо подумать. Как-то Паша говорил, что снимает квартиру, но где — не сказал. Он вообще странный человек. С одной стороны, умирает от любви к ребенку и жене, с другой стороны — принимает проституток. Никогда понять не мог, как это совмещается. Не спрашивали у его товарищей по работе? Наверняка кто-нибудь из них знает.

— Спросим. Ладно, пойду я. Тебе обедать скоро.

— Да, скоро уже.

Они поднялись. Токарев совсем близко наклонился к Эдику, оглядел его забинтованную голову, подмигнул и спросил:

— Про нож-то что скажешь? Твоя работа? Я ведь все равно узнаю.

Он неожиданности Свекольников задохнулся.

— Я ничего не знаю про нож.

— Ну, не знаешь так не знаешь! — с наигранным облегчением ответил следователь. — Что ж теперь делать? Выздоравливайте, больной, старайтесь не волноваться — и до новых встреч!

Дверь закрылась, Эдик тихо опустился на кровать. Он сидел не двигаясь несколько минут, ожидая, что въедливый капитан вернется и продолжит пытку. Он даже ждал возвращения, страстно желал, чтобы крикнуть: «Да, это я подбросил нож. Я хотел убить Бабина, потому что он — подонок! Хотел, но не смог, нож выпал и закатился под диван!» Затем, он знал, из его глаз брызнут слезы. В этих слезах будет вся обида на жизнь, на себя, на проклятые обстоятельства, на отца, который бросил его, на мать, которая никогда не понимала. На всё, на всё, на всё! Вся дурацкая, глупая жизнь требовала истерики — как возможности достичь временного облегчения, возможности освободиться от перебродивших воспоминаний, угрызений и жалости к себе.