Тереза Дрисколл - Это не сон [litres]

Теперь он смотрел на Мелани, не мигая.

– А может быть, всё-таки подумаешь, Мэт? Может быть, мне всё-таки надо что-то знать?

– Мел, ты же знаешь, что у меня теперь всё по-другому. Полицейской пенсии больше нет. Приходится управлять бизнесом. Создавать репутацию. Думать о конфиденциальности…

– Мэт, умер человек.

– И эксперты сказали, что «отсутствуют признаки вмешательства третьих лиц».

– Значит, тебя это настолько волновало, что ты сам проверил?

Мэттью не отвел взгляда, как будто пытался решить для себя какую-то проблему.

– Послушай. Мне необходимо еще кое-что узнать. Как только я это сделаю, обещаю, я тебе позвоню, Мелани.

– Ладно, – ей сразу стало легче. – Договорились. А пока… Как там поживает очаровательная Амели? Уже говорит?

– Так случилось, что свое первое слово она произнесла совсем недавно.

– Класс. И это было «папа», как ты и думал?

– Нет.

– Не повезло, Мэт. Значит, «мама»?

– Нет, – по лицу Мэттью было видно, что он над ней издевается, и Мелани нахмурилась.

– Тогда что же это за слово?

– Ну, на сегодняшний день она соблаговолила произнести слово «папа» ровно два раза. Но когда я говорил «нет», я имел в виду, что нам приходится быть осторожными. Очень осторожными. Потому что первое и самое любимое слово моей дочери – это… «НЕТ»!

Они рассмеялись и мгновенно забыли о Тэдбери и Эмме. Мэттью достал телефон и стал показывать последние фото дочери.

Сегодня, 19.15

Доктор и его жена пьют кофе. Марк вернулся из туалета и сидит, глядя в пространство, когда раздается звонок его телефона.

Я вздрагиваю. Мне хочется услышать новости, но я не хочу слышать плохих. Какой-то голос у меня в голове говорит Марку, чтобы он не отвечал на звонок.

«Не позволяй им сказать это!»

Но Марк просто смотрит на меня, а потом встает и проходит в тамбур между вагонами, чтобы беспрепятственно поговорить.

Доктор улыбается мне. Я прижимаю руки к губам, как будто молюсь.

– Я уверен, что всё будет в порядке. В больнице работают хорошие люди. Отличные специалисты.

Я киваю, не доверяя собственному голосу.

Возвращается Марк; мне кажется, что его не было целую вечность. Он убирает телефон в карман, и я вижу, как побледнело его лицо. Я пытаюсь осмыслить тот факт, что муж садится совершенно молча.

– Ну, и какие новости?

– Натан в пяти минутах езды. Он опознает мальчиков и сразу же нам перезвонит.

– Так это звонил Натан?

– Нет, – Марк как-то странно и коротко выдыхает. – Это звонили из реанимации. Они только что говорили с Натаном.

– Из реанимации? А это что значит? Почему реанимация? Это что, всегда так после операции? Что, всех после операции помещают в реанимацию? – Я смотрю на врача, но отвечает мне Марк.

– У одного из мальчиков осложнения. Какая-то респираторная реакция на обезболивающее.

– О, боже!..

– Они внимательно за ним следят. Сейчас там всё немного нервно. Меня просили перезвонить.

– Понятно. Реанимация. Понятно… – Почему-то я начинаю качаться. Взад-вперед. И сама осознаю, что в этом нет ничего хорошего. Заметив, как доктор обменивается взглядом с женой, понимаю, что мне это совсем не нравится.

И я делаю глупейшую вещь. Беру у Марка его телефон, чтобы кое-что посмотреть в Сети.

Кое-что, от чего мне становится еще хуже.

В недалеком прошлом

Откинувшись на больничную койку, я закрыла глаза. Уже целую неделю у меня нет кровотечений. Марк считает, что это добрый знак. Он опять сказал это сегодня утром, негромко, когда мы отправлялись на сканирование.

Мужской голос – врач? – спросил, удобно ли мне.

«Готовы?»

Я ответила этому новому врачу, что кровотечений не было вот уже целую неделю.

«Простите, мы это вам уже говорили?»

Марк взял меня за руку и нежно переплел свои пальцы с моими, а голос врача просил расслабиться, и я уже знала, как сделаю это, – я все решила в машине. И когда голос и звуки аппаратуры затихли где-то вдали, я заставила себя медленно-медленно подняться над кроватью. Я летела все выше и выше, сквозь потолок, в мягкую дымку облаков, всё дальше и дальше, пока не ощутила присутствие моря. Отлично. Со всё еще закрытыми глазами я опустилась, чувствуя между пальцами ног теплый песок. А Марк всё это время крепко держал мою руку в своей.

А потом я открыла глаза и увидела Бена, махавшего мне от кромки прибоя, держа в руке песочное ведерко. Мне было больно смотреть и приходилось щуриться на солнце, но очень скоро я ощутила, как ослабевает напряжение в мозгу. Теперь мне махал еще один ребенок. Он совсем маленький – просто силуэт, который, вытягиваясь, брал Бена за руку. Они смеялись, и я улыбалась им в ответ.

«Мои!»

Голос внутри меня что-то шептал, пытаясь перекрыть шум прибоя.

«Оба мои, прошу тебя, Господи!»

Но пальцы Марка с силой сжимали мою руку – они практически ломали мне пальцы. А помещение вокруг грохотало тишиной, когда я напрягалась, чтобы услышать пульсацию. Ритм. Сердцебиение.

«Прошу тебя!»

Я еще крепче зажмурила глаза, но никаких звуков не появилось. Марк спросил врача, видит ли тот что-то на экране?

«Звуковую волну? Хоть что-то?»

Нет ответа… И вот дети с морем уходят всё дальше и дальше, и песок быстро течет между пальцами, а меня саму оттягивает куда-то в сторону… Голос вдали звучит всё громче и громче.

«С вами всё в порядке, миссис Эдвардс? Не хотите попить?»

Я попыталась позвать детей, стоявших у моря, но не смогла издать ни звука.

Вместо этого раздался щелчок – они отключили аппаратуру. И голос врача – теперь он был значительно ближе – сказал, что они оставят нас одних.

«На столько, на сколько потребуется».

Он очень мягко повторял это вновь и вновь. А еще говорил, что ему очень-очень жаль.

«Сердцебиение не прослушивается…»

В недалеком прошлом

– Со мной всё в порядке. Правда.

Я повторяла это снова и снова, и вслух, и про себя, а будущее несло мне череду дней, полных рыбных пирогов и суеты. Всех почему-то стало беспокоить, накормлена ли я.

Я хочу сказать, что это был ненастоящий выкидыш. Не совсем. Я повторяла это по очереди и Марку, и Хелен. И тем не менее мне пришлось пройти эту жуткую процедуру чистки. Но ведь всё произошло на таком раннем сроке, что там ничего не могло быть!

«Вы не согласны? Вообще ничего. Мне кажется, они это проделывают со всеми, даже с теми, кто просто запутался в сроках. Скорее всего, я тоже в них запуталась».

У меня было такое ощущение, что, если все прекратят суетиться и поймут, что ничего ужасного не произошло, со мной все будет в полном порядке. Но каждый раз, неожиданно входя в комнату, я заставала в ней шепчущихся Марка и Хелен. Это настолько раздражало меня, что я сделала действительно идиотскую вещь.