Тереза Дрисколл - Это не сон [litres]

– Не подумай, что я не благодарна тебе, Хелен, ты – просто прелесть, но мне пора начинать жить самой. – Даже произнеся эти слова, я так и не поняла, почему это делаю – отсылаю Хелен. – Ничего не говори Марку, но я займусь активными поисками работы. С кулинарией приторможу и посмотрю, какие еще у меня есть варианты. А еще… я действительно хочу помочь Эмме с Тео. Бедняжка, он всё еще молчит, и меня это начинает беспокоить.

Какое-то время Хелен отказывалась уезжать, и я занялась домом, не позволяя ей мне помогать.

«Со мной всё в порядке, правда. Мне необходимо чем-то заняться».

В конце концов она упаковала свой кожаный чемодан и матерчатую сумку, над которой мы так много шутили, и я не могу сказать, кто из нас в тот момент выглядел более расстроенным – она или я.

– Ты уверена, что не хочешь, чтобы я пожила еще?

– Да. Со мной всё в порядке.

– Тогда ладно. Я буду звонить. Каждый день. А ты будешь отвечать на мои звонки. Договорились?

– Договорились.

Я с головой окунулась в проблему Тео и Эммы – и только в этот момент поняла, почему мне было необходимо, чтобы Хелен уехала.

– Значит, она уехала?

– Да, Эмма.

– Что ж… Думается мне, что у нее скопилась масса дел. Там, в Корнуолле. Очень милая дама. Но гораздо старше нас. Когда ты сказала мне, что вы близки, я не думала, что она настолько старше…

С Тео всё было не очень хорошо. Всего один раз Эмма попыталась уговорить его вернуться в сад, и это закончилось катастрофой. По-видимому, она позволила воспитательницам оторвать его, рыдающего, от себя – в надежде, что он «придет в норму», – но через час ей позвонили и сообщили, что мальчик абсолютно безутешен. Позже одна из мам рассказала мне, что кто-то из детей переоделся в полицейского, и Тео, совершенно непонятно почему, буквально слетел с катушек. Эмме вновь пришлось забрать его домой.

«Чего-то мы здесь не понимаем…»

Эти слова я имела глупость произнести в присутствии Хелен, когда она еще была у меня, – и сразу же о них пожалела. Потому что, хотя я и имела в виду какие-то внешние факторы – например, что кто-то в саду издевается над Тео, – реакция Хелен меня испугала.

«Послушай, Софи, мне очень хотелось бы ошибиться, но ты уверена, что у них в доме не происходят какие-то вещи, о которых мы ничего не знаем?»

Ее тон мне совсем не понравился. Но еще больше не понравилось то, что она сказала после этого: что отказ Тео говорить с кем-то, кроме Бена, да и с тем только время от времени, очень похож на то, что называется «избирательным мутизмом» [79] Патология, при которой у детей развивается немота в определенные моменты и в случаях присутствия каких-то конкретных лиц при полной сохранности речевого аппарата. Эти дети сохраняют способность понимать речь и могут свободно говорить в иных условиях. . А еще сказала, что сначала не хотела вмешиваться, но получилось так, что она кое-что знает об этом состоянии, потому что друг ее покойного супруга был детским психиатром. И если она права, то ребенку, и это очевидно, необходима помощь специалиста, а причиной такого состояния почти всегда бывает повышенный уровень тревоги.

Сама я никогда не слышала об избирательном мутизме, и поэтому сразу же отбросила в сторону этот самодеятельный диагноз. Впервые за всё время нашего знакомства Хелен вывела меня из себя. Она настолько явно не хотела сойтись с Эммой, что я даже задумалась, не ревнует ли она меня.

– Я уверена в твоих хороших намерениях, Хелен, но Эмма – прекрасная мать. И что бы ни происходило с Тео, ее вины в этом нет. И дома у них всё в порядке. За это я ручаюсь. Она прилагает массу усилий, чтобы уменьшить его беспокойство. И это эмоционально убивает ее.

– Естественно. Но я ведь и не говорю, что она делает что-то нарочно. Послушай, мне уже жаль, что я начала этот разговор. Я просто хочу сказать, что, если это будет продолжаться, то есть Тео и дальше будет молчать, его надо будет обязательно кому-то показать. А после всех твоих дел мне кажется: это не то, чем тебе стоит сейчас заниматься. Все это может оказаться гораздо сложнее, чем ты думаешь.

– Послушай, Хелен, у меня действительно всё в порядке.

Наверное, именно поэтому мне было необходимо, чтобы она уехала. На тот случай, если вдруг она повторит это же Эмме и расстроит ее. Я всё еще была в шоке от того, что они так и не смогли подружиться. Меня пугала мысль о том, что их неприязнь может выплеснуться наружу.

А потом произошли две абсолютно неожиданные вещи, которые заставили меня взять себя в руки и завязать со всеми этими вредными размышлениями.

Всё началось с большого белого фургона, который временно осложнил проезд по Белфур-стрит. Фургон наполовину заехал на тротуар перед розовым коттеджем Хартли и перекрыл проезд трактору и прицепу, перевозившему запасы сена с фермы по другую сторону долины. Водители успели здорово поцапаться, пока в спор не вмешалась женщина с копной седых волос – она сидела в темном «Фольксвагене Поло», припаркованном дальше по дороге.

Я как раз покупала марки на почте и наблюдала за всем этим в окно, когда кто-то в очереди узнал в этой женщине мать Джил Хартли.

Хочу сказать, что я отнюдь не забыла про нее. И что та сцена продолжала возникать у меня перед глазами каждый вечер, когда я ложилась в постель. Кровь на стене… На моих руках… В моих снах… Скорее, я просто запретила себе думать о родственниках, о тех, кто воспринимал эту трагедию гораздо ближе к сердцу и намного тяжелее.

Мать Джил. Бог ты мой…

В очередной сплетне, распространившейся по Тэдбери, говорилось о том, что возможные финансовые сложности заставили семью сдать коттедж, чтобы иметь возможность оплачивать ипотеку, пока Джил находится в коме. Какая бы ни случилась трагедия, банки и счета не ждали.

«Но кто, черт побери, согласится жить здесь после всего произошедшего?»

Я снова и снова задавала этот вопрос Марку во время наших вечерних разговоров по телефону. Этот же вопрос я задала и Хелен. А вот ответ на него получила быстрее, чем ожидала, – уже через три дня молодая пара с двумя детьми начала выгружать мебель и коробки из большого, взятого напрокат фургона.

– Просто не могу в это поверить. Как они собираются спать по ночам?

Мои вечерние разговоры с Марком становились все длиннее и длиннее. Они были путаными и полными обыденщины. Планы деревенской парковки. Погода. Доход на наши сбережения, который вновь понизился. Я как можно быстрее пыталась заполнить любую возникающую между нами паузу слухами и всякой ерундой, потому что ни один из нас не решался обсудить ту единственную вещь, которая требовала обсуждения. Исчезнувшего ребенка. Или его никогда не было?

Второго малыша, которого мне не было позволено иметь…