Сергей Игнатьев - Пыльные окна

Я повернулся спиной к воде, внимательно глядя под ноги, вскарабкался по склону, углубился в лес.

На ветру шумели кроны сосен, подошвы ботинок утопали в рыжем ковре из опавших хвойных игл.

Можно было приступать к делу прямо сейчас. Но старик сам сказал, вести себя осторожнее. Так и сделаем.

Подышим сначала местным воздухом, приглядимся, адаптируемся. А потом уже, помолясь, приступим…

Когда я вернулся к гостинице, на стоянке прибавилась еще одна машина. Изрядно политая грязью бежевая «вольво».

И номер этой машины мне был прекрасно знаком.

Я помедлил перед входом. Мне совершенно не хотелось видеть того, кто приехал. Но ошиваться на ступенях возле дверей, подставляясь колючему холодному ветру, было глупо.

Рано или поздно жизнь должна была свести нас вновь. Пускай это и произойдет теперь.

В холле, под сенью размашистого фикуса, сидел в кресле широкоплечий парень в расстегнутом светлом пальто. Выглядел он как ожившая реклама сети модных магазинов мужской одежды.

Глядя поверх зеркальных солнечных очков, какие любят носить штатовские пилоты, он сосредоточенно изучал журнал, посвященный купле-продаже недвижимости.

Заметив меня, парень отложил журнал и поднялся навстречу.

Некоторое время мы молчали.

— Привет, — сказал я первым. — Как сам?

Это было очень нелепо. Но я не представлял, как можно начать разговор с ним. После того, что произошло почти полгода назад.

— Ничего, — хрипло ответил Фролов с тенью улыбки. — А ты?

— Вполне.

За зеркальными стеклами очков я не видел его глаз. Так было даже проще.

— Меня к тебе шеф прислал, — сказал он. — Для усиления.

Я кивнул. Все было понятно.

— Пошли что ли в номер, — промямлил я. — Чего мы тут-то, как эти…

Фролов развел руками. Мол, веди.

Когда-то мы были друзьями. Очень близкими друзьями. До тех пор, пока я не сорвался. С того проклятого дня мы не пересекались. Я не знал, о чем с ним говорить теперь, как себя вести, чего ждать от него. Но если старик прислал его сюда — значит так надо.

— Ой, чуть не забыл! — всплеснул руками Фролов, останавливаясь. — у меня чего есть…

Он вернулся к фикусу и извлек из-под кресла увесистый пакет. В нем что-то отчетливо звякнуло.

Фролов отставил пластиковый стаканчик. Нахмурился, подпер щеки кулаками, уставившись в распахнутое окно.

И хрипло затянул:

— Светит незнакомая звезда, снова мы оторваны от дома-а-а…

Покачав головой, я принялся разливать по очередному кругу.

— …Снова между нами гора-ада-а-а…

Я протянул Фролову его стаканчик.

— Вот все-таки классный ты мужик, Леха! — оборвал он сам себя, не допев. — Вот сколько я тебя знаю — вот какой ты.

Он показал большой палец.

— Че-ло-век! — заголосил он, страшно вращая глазами.

— Это звучит гордо! — проорал я в ответ, подаваясь вперед.

Мы столкнулись лбами над журнальным столиком, заваленным распакованными нарезками и заставленным бутылками. Произошла заминка.

Фролов выпил, с шумом занюхал рукавом пальто, прослезился и доверительно сказал:

— Повел ты себя конечно, как говн…

— Но-но! — я предостерегающе помотал пальцем у него перед носом. — Поп-прошу!

— Виноват! — Фролов поднял ладони вверх. — Виноват, из-зиняюсь! А наливай! — он махнул обеими руками, и покачнулся.

— А и налью! — дерзко парировал я.

Мы выпили еще.

Фролов бессмысленно похлопал глазами.

— А давай еще эту, ща! — заголосил он, рубя воздух ладонью — На-на-на-а-а…

Я не успел понять, какую песню он собрался петь.

На лице Фролова появилась скука, он махнул рукой. Плавно уткнулся носом в сложенные на столе ручищи и мерно засопел.

Срубило парня, бывает.

Меня слегка мутило. Зато окружающий мир теперь приятно вращался вокруг меня. Чувствовать себя центром мира — это всегда приятно.

Я стал отрешенно смотреть в балконную дверь, по стеклу которой барабанили редкие капли.

Как забавно, подумал я с пьяной многозначительностью, здесь, как и в автобусе, на котором я сюда приехал, тоже окна пыльные. Пыльные изнутри.

И дело даже не в том, что гостиница паршивая, и так сказать, рум-сервис даже окно протереть не может. Наверное, дело в том, что через эти окна открывается такой вид, на который никому не хочется смотреть.

Пыльные окна, везде и всюду. И некому смотреть сквозь них.

Снаружи, в темноте, мокро шелестела листва. И иногда подвывал жалобно ветер, как собака, изгнанная злым хозяином из дома навстречу непогоде.

Мне стало тоскливо и неуютно.

Я накинул на плечи куртку, поежился. Потянулся через столик, чтобы растолкать Фролова. Со стуком опрокинул запечатанную бутылку водки, до которой у нас не дошли руки.

Я уловил нечто краешком сознания, сквозь мутные алкогольные пары, почувствовал нечто подозрительное. Да, сначала я почувствовал, как озарение. Вздрогнул.

На мгновение даже хмель вылетел из головы. А потом снова накатил густой волной, заставляя веки налиться тяжестью.

Я медленно повернулся к балконной двери.

И увидел пятно света на стекле. Тотчас оно пропало.

Я очень осторожно, на цыпочках, подошел к двери, стараясь держаться за шторой.

Разглядеть сквозь пыльное, к тому же порядком запотевшее окно, что творится снаружи, было решительно невозможно.

В темноте по ту сторону стекла снова мигнул свет.

Никаких сомнений быть не могло — кто-то подает мне в окно знаки сильным фонарем. «А зачем вы светили свечой в окошко, Бэрримор?»

Я аккуратно взялся за ручку балконной двери. И с силой провернул ее. Дверь отворилась, скрипнув, в лицо мне попали мелкие капли дождя.

Я тихонько выглянул наружу.

Должно быть, он уже давно стоял под балконом. Совершенно не обращая внимания на дождь. Ждал.

— Кто там с тобой? — негромко спросил Максим, блеснув глазами из-под надвинутого капюшона.

— Фролов, — ответил я в той же тональности.

— Иди сюда.

Почему-то я сразу послушался.

Может быть потому, что я слушался его всегда. Всегда доверял ему, потому что он был сильнее, честнее, смелее. Он был лучше. И главное, он был друг.

Я аккуратно закрыл за собой скрипучую дверь, стараясь не разбудить Фролова. Взявшись за мокрые перила, растопырившись, как паук, перебрался на ту сторону. Получилось вполне ловко, хоть и раскачивало меня, как прогулочную яхту на волнах Атлантики. Я был изрядно навеселе.

— Пошли, — буркнул Максим.

Он зашагал в сторону зарослей, на ходу пряча фонарик в карман.

— Максим, а что…

— Потом! — оборвал он. — Идем со мной.

— Каторжник Сэлдон, — буркнул я обиженно.

Максим промолчал.

Меня поводило из стороны в сторону, и все происходящее казалось веселым приключением.

Очень хотелось сообщить Максиму, что я безумно рад его видеть и вообще соскучился. Но приступ пьяного дружелюбия обязывал меня слушаться вновь обретенного товарища. И не расстраивать его неуместными монологами.