Сергей Игнатьев - Пыльные окна

Раньше я и не знал, что страх можно почувствовать на ощупь.

Теперь я в этом убедился. Я сжимал страх между дрожащих пальцев — узкую полоску металла. На ощупь страх был холодным.

Я поднес ладонь к лицу, чтобы получше разглядеть тонкий порез на подушечке указательного пальца. Страх был острым на ощупь.

Кран был повернут до упора. Вода била из него тугой струей, разбиваясь о раковину. За ее шумом я не сразу услышал телефонный звонок.

Я сидел на краю ванной, тупо пялясь на сжатое в побелевших пальцах лезвие бритвы.

Телефонный звонок отвлек меня. Пронзил виски навязчивой трелью, разбудил.

Страх пропал. Потускнел, растворился.

Я почувствовал, что сижу тут совершенно голый, что я замерз.

На кухне было распахнуто окно и холодный октябрьский ветер, играя занавесками, через открытые двери залетал сюда, в ванную. Моя кожа посинела от холода, покрылась мелкими пупырышками.

Я, видимо, очень долго сидел здесь, рассматривая бритву.

Оторвав зад от края ванной, я закрутил кран. Бросив взгляд в зеркало, автоматическим жестом пригладил мокрые волосы.

Только после этого я вышел из ванной комнаты. Не спеша шлепая босыми ступнями по холодному линолеуму, пошел в гостиную, где на старом продавленном диване болотного цвета валялась телефонная трубка. Она продолжала назойливо пиликать.

Тот, кто звонил мне, несомненно, был очень терпеливым человеком.

— Да? — спросил я у телефонной трубки.

— Живой?

Я промолчал.

— Хорошо, что живой. И даже разговаривать можешь. Очень хорошо, Алексей.

Человек, звонивший мне, наверное, когда-то брал уроки актерской речи. Такой хорошо поставленный, гладкий голос у него был. Как у телевизионного диктора или респектабельного политика.

— Я же просил вас не звонить мне больше.

— Да-да, я помню. Но, к сожалению — приходится. Нам надо встретится. Через два часа. На том же месте, где и в прошлый раз.

— Вы что, не понимаете? Я же сказал — не звоните мне больше! Забудьте мой номер телефона, все. Считайте, что мы не знакомы.

Я уже собирался щелкнуть красной кнопкой, отключаясь, но мой собеседник процедил лишь одно слово:

— Максим.

— Что вы сказали?

— Я сказал — Максим.

Я медленно опустился на диван. Старенькие пружины досадливо скрипнули.

— Что с ним?

— Не по телефону. Через два часа на старом месте.

Мой собеседник отключился.

Он, несомненно, не был любителем долгих телефонных разговоров.

Я посидел на диване еще несколько минут. Склонив голову, глядел на мокрые следы, оставшиеся на полу. Я решил подождать, пока они высохнут.

Мне было очень холодно.

Ветер настойчиво рвался в квартиру. Продолжал шелестеть занавесками на кухне.

Огненно-рыжий кленовый лист кружился в потоке холодного ветра, плавно опускаясь вниз. Лист покачивал резными краями, похожими на крылья бабочки. Вращался, изгибался, танцевал в невидимых вихрях. То терял высоту, то снова набирал. Танцуя с ветром, кружил и кружил, приближаясь к земле. Новый свежий порыв подхватил его, прекращая танец. Он опустился на спинку длинной обшарпанной скамейки, тщательно изрезанной матюгами и обильно помеченной птицами.

Лист замер на ней, закончив полет.

— Алексей, ты меня слушаешь?

— Да-да, слушаю.

Я оторвал взгляд от спинки скамьи, засыпанной палой листвой.

На ней мы сидели, двое собеседников, я и он. Старые приятели.

— Когда его видели в последний раз? — спросил я.

Мой собеседник помедлил. Он вообще не любил спешить.

Изящный старик, он был похож на пожилого состоявшегося деятеля культуры. К примеру, режиссера какого-нибудь небольшого столичного театра.

Не сводя с меня пронзительных синих глаз, которые так и просились на очередную картину Глазунова, он перекинул ногу на ногу.

Помолчал, раздумывая. Наконец сказал:

— Все это началось неделю назад. Он должен был выполнить совершенно пустячное поручение. Я отправил ему на встречу своего человека, но Максим не явился. Мы попытались связаться с ним, он не ответил, — старик выдержал паузу. — Сначала я не хотел привлекать тебя. Ты же ни на что не годен. Но у нас, к сожалению, ничего не получилось.

Он был прав.

Я ни на что не годен. Я для него — отработанный материал.

Это я, а не он, был стариком. Искалеченный изнутри дряхлый двадцатипятилетний старик.

Но если ничего не получилось даже у них? Я-то здесь причем?

Очередной порыв ветра засыпал красно-желтым крышу стоящего за ажурной оградой парка черного автомобиля.

Представительская иномарка, вроде и не слишком вызывающая, но далеко не ширпотреб. В этом городе иметь такую могут позволить себе немногие. У старика безупречный вкус.

— Чего вы от меня хотите? — спросил я.

Я чувствовал себя уставшим, разбитым, больным. В последнее время я редко выбирался за пределы квартиры. Разве что за очередной партией вина в магазин через улицу.

Мне было неуютно здесь и сейчас, под его холодным взглядом. Хотелось убраться подальше.

Он вытащил из внутреннего кармана пальто и протянул мне объемистый бумажный конверт.

— Тут документы, деньги и кое-какие оплаченные квитанции. Прямо сейчас, не заходя домой, ты отправишься по адресу, указанному вот здесь, — поверх конверта лег небольшой листок бумаги, исписанный мелким почерком. — Да, чуть не забыл, — из кармана появились ключи с брелком. — Ребята уже подогнали туда твою новую машину.

Я криво усмехнулся. Хотя бы пешком не придется бегать, как в прошлый раз. Уже хорошо.

А вот мобильник мне не полагается. Специфика работы.

— Что это за место? — спросил я.

— Увидишь все сам. Приедешь и разберешься на месте.

Я потер щеку. Не мешало бы побриться.

— Тогда я забегу в квартиру, захвачу свои…

— Нет, — оборвал старик. — Ты отправляешься в указанную точку прямо сейчас, Алексей. И на старой квартире больше не появляться.

Хорошее начало.

Что, интересно, произойдет с моим прежним местом обитания? Под дверью укрепят растяжку с гранатой? Возле подъезда обоснуется фургончик, начиненный следящей аппаратурой, с парой спецов, не спящих ни днем, ни ночью?

— Ну, спасибо большое.

— Не за что. Помни, ты должен вести себя крайне внимательно. Осторожно. Думаю не надо объяснять, почему?

Я машинально прижал левый локоть к боку. Туда, где прятался под курткой, свитером и футболкой, неровный выпуклый шрам.