Елена Маврина - Могрость

– Что тут сказать? Он не простил мне отсутствие на похоронах. Весь этот побег. Вот. Ты предупреждала, я знаю. Я не справилась.

– Ох, Анюта. Мне нужно было поехать с тобой.

– Нельзя туда ехать!

Мама притихла, заново осматривая дочь, которая улыбнулась натянуто и, сбавив тон, затараторила:

– У вас и так каждый день проверки. Дороги переметает. Там мост рухнул и с транспортом неразбериха. Мам, чего нельзя решить по телефону? Я могу устроить видеозвонок. Витя согласится, он же не станет решать за бабушку. Что?

Она поглядывала на маму, которая пропускала ее слова мимо ушей.

Нина подсела ближе:

– Тебе нездоровится?

– Что за вопросы? Всё хорошо.

Аня возмущенно округлила глаза.

– Ты будто избегаешь меня. Всех.

– Чепуха! Завал с учебой, а у тебя – работа. Нервы.

– Спишь с включенным светом.

– Я читаю.

– Кричишь во сне.

Аня потупила взгляд.

– Ань, что тебя так беспокоит? Там что-то случилось?

– Ничего. Всё в порядке. – Аня расстроенно поняла: объяснить придется. – Мы с Витей повздорили. Очень. – Посмотрела на окно, вдруг взмолилась: – Их нужно оттуда забрать!

– В смысле?

– Из Сажного, – настаивала Аня, вцепляясь в плед. – Там… – Плечи опустились, смелый порыв ослаб в нерешительности. – Там застой полный. Автобусы через раз приезжают, я о вызове скорой молчу. Их нужно забрать. Не знаю, как… Зараза, – поморщилась.

Она разжала кулаки, чувствуя, что ноготь до крови впился в кожу.

– Аня…

Мама привстала обеспокоенно, но она лишь отмахнулась:

– Не бери в голову.

Кровь сворачивалась полумесяцем.

– Что-то со здоровьем? – расспрашивала мама. – С деньгами? У них проблемы?

– Не без этого. Но просто лучше их забрать.

Мама растерянно приблизилась к окну. Когда она нервничала, то разминала пальцем ладонь, прикусывая нижнюю губу. Выражение лица ее говорило о внутренней борьбе «за» и «против» вмешательства.

– Бабушка не согласиться уехать. Ради прошлого обследования я выслушала столько всего… Мы брали такси, а потом в купе… И обратные билеты… – Она мотнула головой. – Ты не знаешь, но я даже документ заверяла, что похороню ее рядом с дедушкой.

Аня вспомнила кладбище, опасливо поджала колени к груди.

– Витя говорил, что она тропу с его могилой расширяет. Якобы себе под место…

Потупила взгляд.

– После смерти Дины началось. – Мама массировала пальцами виски. – При каждом звонке она вспоминает о похоронах. Слава богу ты не слышала ее тогда. Она ходила и твердила: «и мне такое же купите», «без рюш», «поминать дома», «только не черный гранит», и ее это вечное «фото из паспорта». – Мама махнула рукой, всматриваясь в огни города. – Там много чего еще было. Она не уедет.

Аня вынуждена была признать: бабушка умрет, но дом не оставит.

– Витю ведь можно уговорить, – убеждала. – Если бы ты позвала, и Тимофей.

Мама познакомилась с Тимофеем четыре года назад. Она тогда вернулась с пневмонией из Испании, рассорилась с братом и уехала к двоюродной тетке в Воронеж. Устроилась в поликлинику медсестрой: вначале в травмпункт, а потом на прием к терапевту. Кафе «Добряк» холостяка Тимофея находилось рядом с поликлиникой, там они и познакомились, а через три месяца съехались. Спустя полгода Нина с Тимофеем сыграли свадьбу, купили квартиру в Левобережном районе, и она забрала дочь к себе. Первый год новая семья жила вчетвером: Аня, мама, Тимофей и его старшая дочь Слава. Спустя полтора года Слава вышла замуж за чеха, насовсем переехала в живописный Усти-над-Лабем. С тех пор в Анином распоряжении оказалась целая комната, а часто – и вся квартира. Мама задерживалась на работе до восьми. Тимофей пропадал в кафе.

Поначалу в новом муже мамы Аню раздражало всё: борода, пивной живот, хохочущий говорок и само мохнатое имя – Тимофей Дорофеевич. Слава восприняла ее как сестру; после провала с медицинским посоветовала примкнуть к ним с отцом – к кулинарам. Тимофей относился дружески, радовался выбору профессии, соболезновал, когда умерла Дина. Но окончательно они поладили после отъезда Славы. Аня будто заменила ее – в обсуждениях отечественного автопрома, в рядах хоккейных болельщиков, в бесконечных спорах о рецептурах. И теперь Тимофей приговаривал ей «отрада ж ты моя», когда за едой Аня пошучивала о бюджетных технологиях Атлантиды и пресекала мамины истории о болячках.

– Мы их звали вчера, – досадовала мама, изумленно поглядывая на засохшие горшки кактусов. – Каждый месяц зовем. Он упрямится почему-то. Я надеялась, вы поладите, Анют. Как раньше.

– Я тоже.

– Нужно звонить Толе.

Аня вступилась:

– Нет. Только не дяде. Они совсем на ножах.

– Выпивает? Опять?

– Когда приезжает в Сажной. – Аня зябко натянула плед до лица. – Витя против его приезда категорически.

Мама уперлась ладонями в подоконник:

– Дина предупреждала. Она мне накануне… накануне той трагедии говорила: «Нин, только не дави на Толю. Он сорвется».

– И всё? Больше ничего не говорила?

– О чем еще? – нахмурилась мама.

– Ты ведь медик. Она не жаловалась на самочувствие?

Мама зашагала вдоль письменного стола, разводя руками:

– Совсем! – недоумевала, выстраивая тетради дочери в стопку. – Ни слова. Только знаешь, – она потерла указательным пальцем висок, – в последний год Дина настойчиво просила забрать Витю. Если что с ней… забрать его к себе. Пусть не сразу, но не затягивать. А я ей обещала, о чем речь! Она тебя практически воспитала.

– Мама…

– Нет, это правда. Что те деньги? Меня ведь месяцами рядом не было. Годами.

Извиняющийся взгляд отразился щемящим чувством. Аня никогда ее не винила. Она горела счастьем и гордостью, что мама ее забрала. Она ведь обидчикам кричала: «Меня не бросили! Она заберет меня! В большой город!» И ее забрали – все задутые свечи на тортах стоили надежд. Криничный чародей прочел послания. Как и обещала Дина.

– А ты знаешь, где он? – Аня потупила взгляд, но продолжила, будто иностранное слово выговаривая: – Отец?

Унылое настроение мамы окрепло сталью.

– Зачем тебе?

– Прости. Глупости… Мне сказали, я похожа на него. Похожа на него, – не могла смириться.

– В Сажном? Ох, старый трезвон. Ни капельки. Ни капельки не похожа, поверь.

От настойчивых заверений на душе стало легче. Мама оттянула воротник от горла, будто страдая удушьем, и добавила:

– Он оставил мальчика умирать. В лесу. В волчьем капкане. И сбежал из Сажного. Может, в живых нет теперь.

Аня подалась к ней с расспросами, но замерла, встревоженно озираясь.

– Ты чувствуешь?.. – принюхалась, шаря взглядом по комнате, за темнотой окна. – Гарь.

Стук в дверь застиг врасплох. Аня вскрикнула. В спальню вошел Тимофей.

– Что такое? – улыбнулся он в бороду, смотря на перепуганную Аню. – Забыли? Ё-мое. Это ж я. Кулинарных дел мастер.