Сью Фортин - Сестра! Сестра?

Опять мычу. Голос медсестры уплывает, я больше не в силах бороться с усталостью. Хочу спать. Ханна!.. Сон пропадает.

– Ханна, где Ханна? Где моя дочь?

С каждым словом, с каждой ушедшей секундой меня охватывает все более сильное волнение. Я пробую вскочить, но не могу пошевелиться. Медсестра велит сохранять спокойствие.

Спокойствие! Какое, к чертям, спокойствие, когда я ничего не знаю о судьбе дочери?

Выкрикиваю ее имя, меня затапливают черные мысли, я вижу Ханну, неподвижно лежащую на дорожке. Затем наступает темнота и уносит меня прочь.

Мне, видимо, дали успокоительное. Когда я просыпаюсь, на улице темно, палату освещает слабый янтарный свет ночника. В воздухе царит безмолвие. Такое бывает лишь глубокой ночью, когда все спят. В коридоре не звучат шаги, не распахиваются двери, не гудят невнятные голоса.

Тем не менее я ощущаю в палате чье-то присутствие. Поворачиваю голову вправо. В больничном кресле с высокой спинкой сидит Люк: на плечи накинуто одеяло, зажато под подбородком; голова свешивается на грудь.

Меня охватывают противоречивые чувства и желания. Дотянуться, обнять – и тут же врезать по этому небритому лицу, спросить, почему он мне не верит.

Люк ерзает, открывает глаза. Встречает мой взгляд, выпрямляется.

– Клэр, привет, малыш. – Высвобождает руки из-под одеяла, сжимает мою ладонь. – Сейчас ночь. Попробуй еще поспать. Тебе нужен отдых.

– Ханна. Что с Ханной?

Мне плевать на себя и на потребности собственного тела. Мне нужно знать, в порядке ли моя дочь.

– Все хорошо. Она в детском отделении, – отвечает Люк.

– В детском?

Он точно сказал «в детском отделении», а не «в реанимации»?

– Ханна ударилась головой, еще у нее несколько порезов и синяков. Ее оставили на сутки под наблюдением, – продолжает он. – А так она цела.

– Ничего не сломано? Нет опасных ран?

– Нет. Никаких ран. Только синяки да шишки.

– Слава богу! – К горлу подступает рыдание. Я сглатываю, но не могу его удержать. И наконец разражаюсь слезами облегчения. – Я думала, я ее убила. Никто мне ничего не говорил. А потом явились полицейские с вопросами…

Сопли и слезы бегут ручьем. Люк достает охапку бумажных платков из мятой упаковки на прикроватной тумбочке, сует несколько штук мне в руку, остальными промокает мое лицо.

– Стандартные вопросы, так положено, – сообщает он.

Потом смотрит на меня, будто взвешивает, говорить или нет. Я узнаю этот взгляд.

– Ну?

– А вот с Элис плохо. – Люк на мгновенье опускает глаза. – Она в реанимации. Прокол легкого, несколько сломанных ребер и тяжелая черепно-мозговая травма. Там сейчас твоя мама.

– Черт.

Мне тут же становится стыдно своей первой мысли – значит, я не смогу расспросить Марту о произошедшем в Америке. Затем я напоминаю себе о сделанных там открытиях, и стыд улетучивается.

– Она не Элис, – заявляю я. И добавляю, глядя на растерянного Люка: – В реанимации лежит не моя сестра.

– Что?..

– Она только выдавала себя за Элис. На самом деле это ее подруга, Марта Манро.

– Ей-богу, Клэр, ты стукнулась головой сильнее, чем я думал.

– Звучит дико, понимаю, но я уверена на все сто. – Люк смотрит на меня укоризненно, явно не верит. – Где моя сумка?

– Не знаю. – Он пожимает плечами. – В машине, наверное.

– Привези ее. Мне нужна сумка. Когда поедешь домой, захвати сюда сумку. Это важно. Очень важно. Я покажу тебе свои находки. И ты сам убедишься.

– Слушай, Леонард просил передать, чтобы ты не отвечала на вопросы полиции, – резко меняет тему Люк. – Я так понимаю, он сперва хочет сам с тобой поговорить. Что произошло? Почему ты мчалась, как ненормальная? Неужели ты их не видела?

Я недоверчиво фыркаю.

– Конечно, не видела. Сначала. Идиотский вопрос.

– Почему ты так летела?

– Я боялась.

– Чего?

– Марты. Элис. Зови эту гадину, как хочешь. Я боялась того, что она может натворить.

Разговор прерывает скрип двери, входит медсестра.

– Мне послышались голоса. Как вы? – произносит она и откуда-то из-за кровати достает тонометр. – Давайте-ка я вас осмотрю.

– Я схожу вниз, к Ханне, – встает Люк. – Не нужно ей просыпаться в одиночестве. Я сидел с ней вчера, пока она не уснула.

– Хорошо. – Я не могу его за это упрекать. Потребности Ханны важнее моих. – Передай ей, что я ее люблю. Может, мне тоже разрешат ее навестить.

– Ты сейчас не в том состоянии, – резко отвечает Люк, потом лицо его смягчается. – Подождем вердикта докторов после утреннего обхода. Они обещали отпустить Ханну домой, если все будет хорошо. А вот насчет тебя я не уверен. – Он смотрит на медсестру.

– Это решать врачам, – говорит она. – Простите.

– Я приду, когда узнаю новости, – кивает Люк и умолкает. Вроде бы хочет меня поцеловать, но лишь стискивает мне ладонь. – До скорого.

– Не забудь мою сумку! – кричу я вслед.

Люк уже в дверях поднимает руку – помню, мол, – а я все думаю, заглянет ли он по пути к Марте. Неужели она что-то для него значит? Неужели я значу меньше? Не знаю, но между нами разверзлась пропасть, и мы оба не понимаем, как ее преодолеть. Из наших отношений исчезло что-то важное…

Следующие несколько часов я то погружаюсь в сон, то вновь из него выплываю. Приносят поднос с завтраком. Я не особенно голодна, поэтому вяло ковыряюсь в тарелке с кукурузными хлопьями и съедаю половину банана. Чашка чая, следующая за ними, радует меня куда больше. Я включаю телевизор и жду Люка. Когда он придет? Я жажду новостей о Ханне и очень хочу ее увидеть, хотя понимаю, что мой вид – бинты, больничная койка – может напугать дочь. Был бы у меня мобильный, отвлеклась бы на звонки. Первым делом позвонила бы Пиппе – узнать, как Хлоя, и попробовала бы убедить подругу в своей непричастности к истории с ее машиной.

Сегодня ко мне обязательно придут из полиции: спросят и об этом, и об аварии. Как объяснить, почему я влетела в ворота на такой большой скорости? Если бы я притормозила, ничего бы не произошло.

Я вновь мысленно перебираю вчерашние события. Интересно, почему у нас дома с самого утра оказался Леонард? И что делали у ворот Марта с Ханной? Тут я вспоминаю про сообщения с угрозами. Господи, неужели Марта специально привела Ханну к воротам? Чтобы осуществить угрозу? Но зачем же тогда она сама прыгнула под колеса и, если я правильно помню, попыталась убрать дочь с моего пути? И ведь был еще телефонный разговор. Тебе не меня надо бояться.

У меня перехватывает дыхание. Марту и Ханну могли толкнуть под машину. Кто? Кто намеренно поставил бы под угрозу жизнь ребенка? Попытка убийства, вот как это называется.

Нужно поговорить с Мартой.

– Клэр, милая, ты очнулась. – В палату заходит мама и сразу меня обнимает, я даже поздороваться не успеваю. – Как ты? Я заходила ночью, но ты спала. Медсестра уверила, что с тобой все будет хорошо.