Шалини Боланд - Тайная мать [litres]

Киваю – ведь я уже знаю о ее болезни. Пресса выдоила тему болезни и смерти жены Фишера досуха: как же, человек только что овдовел, а тут еще такое горе, сына украли… Но зато когда мальчик нашелся, то и радость была двойная.

– Ее доктор говорил, что можно попробовать операцию, – продолжает Флорес, – но риск был очень высок. Она решилась. Ведь без операции она все равно умерла бы. Доктор Фишер не хотел, чтобы она оперировалась, боялся, что операция лишь ускорит ее конец. Но она настояла, твердила, что это ее единственный шанс, хотя он и был против. За день до того, как ее взяли в больницу на операцию, она позвала меня в гостиную, где лежала на диване, укрытая одеялами, хотя в комнате было тепло, в камине горел огонь, и все такое. Она стала маленькая, как птичка. При виде ее мне захотелось плакать, но я сказала себе: «Ангела, ты должна быть сильной. Этой леди не нужны сейчас твои слезы. Вот и продолжай быть сильной. Останься ее ангелом до конца».

Флорес так рассказывает о болезни матери Гарри, что у меня самой ком встает в горле. Уж я-то знаю, каково это – сдерживаться и быть сильной ради кого-то другого. Чтобы этот кто-то не увидел, что внутри у тебя буквально все рвется на части. Чтобы он мог опереться на тебя и подготовиться ко всему, что еще придется перенести. Но я отгоняю свои грустные воспоминания.

– Однако я никак не ожидала услышать то, что сказала мне тогда миссис Фишер, – говорит Ангела. – Я даже решила, что разум стал ей изменять, что это все из-за лекарств, которые она принимала. В том, что она сказала, не было никакого смысла.

– А что она сказала? – спрашиваю я, подавшись вперед.

– Она взяла с меня обещание. Она хотела, чтобы я взяла Гарри и отвезла его к вам.

– Жена Фишера просила вас это сделать? – Я не понимала, что Ангела хочет этим сказать.

– Я ей и говорю: «Нельзя же просто так взять и отдать своего ребенка чужому человеку. А как же его отец?» И еще я сказала: «Меня посадят в тюрьму, если я заберу вашего ребенка». И тогда она дала мне листок бумаги. Подождите, я вам сейчас его покажу. – Ангела встает и ненадолго выходит из комнаты.

Пока она ходит, я пытаюсь переварить то, что только что услышала от нее, и все же никак не могу понять, с чего это умирающей женщине вздумалось отправлять своего ребенка ко мне, совершенно постороннему человеку. Единственное, до чего я додумалась, – это что Фишер мог быть плохим отцом и она, зная это, пыталась оградить от него сына. Но даже если так, то почему я?

Через несколько секунд хозяйка дома возвращается.

– Вот, – говорит она и протягивает мне сложенный вчетверо листок голубой бумаги фирмы «Бэзилдон Бонд». – Миссис Фишер дала мне ваш адрес и назвала ваше имя – Тесса Маркхэм. А еще она заставила меня поклясться, что я отвезу к вам Гарри после ее смерти. Я спросила у нее, кто вы. Может быть, подруга? Или родственница? Она сказала, что это не важно. Я возразила, что как раз важно. Очень, очень важно. Она сказала, что я должна сказать Гарри, что вы будете его новой мамой. Что если я этого не сделаю, то она боится, что попадет в ад. Она сказала, что случилась ужасная вещь и только я могу ее исправить. Только я.

Ангела кладет руку себе на грудь и так широко распахивает глаза, как будто до сих пор не верит в то, что миссис Фишер могла обратиться к ней с такой просьбой.

– Она заставила меня поклясться Девой Марией. Я не хотела, но она умоляла меня это сделать. Она так крепко держала меня за руки… Я смотрела на нее и видела перед собой маленькую, хрупкую женщину, легкую, как перышко. Нельзя было поверить, что у нее может быть столько силы. Но она так крепко держала меня за руки, что на них остались следы. Не знаю, что тогда на меня нашло, но я поклялась ей Девой Марией, что сделаю то, о чем она меня просит. Миссис Фишер, она была католичкой, как и я. Наша вера, она очень сильная. Доктор Фишер, тот ни в какого Бога не верит – говорит, что он человек науки. Но миссис Фишер, она говорила, что ее муж очень упрямый человек и что даже случись ему захотеть поверить в Бога, то он скорее наступил бы на горло своим собственным желаниям и чувствам, чем признал бы, что был неправ.

Разворачивая голубой листок, исписанный бисерным почерком жены Фишера, я уже жду откровения:

12 октября 2017 года

Я, Элизабет Фишер, прошу Ангелу Мериду Флорес взять моего сына, Гарри Фишера, и отвести его в дом к Тессе Маркхэм, где и оставить на ее попечение. Тесса должна стать его новой матерью. Сим удостоверяю, что Ангела делает это по моей просьбе и не должна подвергаться никаким обвинениям.

Под этой короткой запиской стоит мое полное имя, адрес и подпись жены Фишера. Но она явно была не в себе, когда писала это, и я абсолютно уверена, что эта короткая записочка не избавит Ангелу от необходимости отвечать за содеянное. Невозможно забрать ребенка у его овдовевшего отца и не ответить за это, и не важно, сделано это с согласия покойной матери или нет.

– Что же такое случилось, из-за чего Элизабет Фишер боялась попасть в ад? – спрашиваю я. – Что она натворила?

– Миссис Фишер ничего мне больше не сказала. Я спрашивала ее об этом, и не один раз, но она уже так устала… Глаза у нее так и закрывались, а под конец она махнула так рукой – иди, мол, – а сама тут же уснула. А потом у меня больше не было случая поговорить с ней наедине, и еще мне почему-то казалось, что доктору Фишеру не надо знать, о чем она меня просила. Сначала я решила, что ничего не буду делать, пока не поговорю с ней после операции. Думала, может, она рассказала мне все это в бреду. И вообще все придумала. Не знаю. Но после операции она так и не проснулась. А через несколько дней умерла. Это было так печально… У меня просто сердце разрывалось за малыша Гарри, да и за его отца тоже. Я так старалась, чтобы им хорошо было у себя дома. Но доктор Фишер, он словно помешался от горя. И тогда я сказала себе, что не стану делать того, о чем просила меня мать мальчика. Нельзя отнимать ребенка у отца.

Флорес вздыхает и продолжает рассказывать:

– И вдруг, на второй день после ее смерти, доктор Фишер вызывает меня к себе в кабинет и говорит, что мои услуги ему больше не нужны. Вот так прямо и говорит. Холодно так. Окончательно. Как будто я – никто. Грязь у него под ногами. Как будто не жила в его доме и не работала для его семьи все эти годы. «А как же Гарри?» – спрашиваю его я. Мне было так жаль бедного малыша! Каково это, за один раз потерять и мать, и своего ангела? Я же для него как… как член семьи. А он мне как сын. Я умоляла доктора Фишера позволить мне остаться еще на несколько месяцев, пока Гарри не отойдет немного после смерти матери. Говорила ему, что мне не надо денег, что я просто так останусь и буду заботиться о мальчике. Но он ничего не хотел слушать. Горе лишило его рассудка. Он заплатил мне деньги за шесть месяцев и заявил, что я должна убраться из его дома до конца следующей недели. То есть вы понимаете, он мне даже недели не дал, чтобы найти себе новое место. Мне так не хотелось покидать Гарри! Я до сих пор по нему скучаю… Вот здесь болит, когда думаю о нем.