Джастин Ларбалестьер - Моя сестра Роза [litres]

– Роза уже проходит сканирование. Твоя мама с ней, – говорит мне Айлин. – Ты сначала побеседуешь с психиатром, а потом пойдешь на сканирование.

– Сеймон тоже здесь?

– Она все прошла раньше.

– Вы были здесь?

Я проверяю телефон. Еще одно сообщение от Джорджи: «Ты в порядке? Я читала про сестру Лейлани». Где она об этом читала? Тут я вспоминаю, что Лейлани – знаменитость. «Все херово. Подробности позже». Я отправляю сообщение, и тут же приходит ответ от Соджорнер: «Я тоже скучаю по тебе. Мама Ди в больнице. Новые обследования. Мама Эл на работе». – «Она в порядке?» – «Очень слаба. В последнее время ей все хуже. Тут тоска. Ненавижу сидеть и чего‐то ждать». – «Я понимаю. Жаль, что не могу составить тебе компанию».

Из-за одной из дверей выходит мужчина с планшетом. – Че Тейлор? Здравствуйте. Бумаги за вас уже заполнили, – говорит он. – Следуйте за мной, доктор Гупта вас ждет.

«Мне пора». Убираю телефон в карман. Я не готов, но иду следом за ним в кабинет врача. Врача-психиатра. С виду это обычный кабинет. Нет ни одной золотой вещи. Диван такой же, как в приемной. На полках много справочников, диагностических и статистических руководств. Доктор встает и пожимает мне руку, представляется, указывает мне на кресло у стола. Она в строгом костюме вроде того, что на Айлин, но у нее он коричневый, не серый. Она улыбается, говорит, что в нашей беседе нет правильных или неправильных ответов, предлагает мне не торопиться.

Воздух в кабинете дрожит. Не знаю, в чем тут дело, в том ли, что я не ел – день? два? три дня? сколько уже прошло с падения Майи? – или в том, что она задает вопросы из теста на психопатию, теста, о котором я так давно читал. У меня ощущение, будто я оказался в чьем‐то сне.

– Тебе нехорошо, Че? – спрашивает доктор Гупта.

Я отвечаю, что я в порядке. Я не в порядке. Но мне наверняка лучше, чем Лейлани. Каково ей сейчас? Как ей удается справляться? Мы не разговаривали с тех пор, как умерла Майя. Мне бы так хотелось что‐нибудь для нее сделать.

– Тебе сложно сидеть неподвижно?

Мои ноги все время движутся под креслом – это не совсем шафл в духе Али, скорее, слабые его отголоски. Я киваю. О чем это говорит? О расторможенности? О бесстрашии? Физическое беспокойство – не симптом психопатии. Дэвид может часами сидеть неподвижно, и Роза тоже. Доктор Гупта уже видела Розу?

Пока доктор Гупта спрашивает, были ли у меня проблемы и трудности в детстве, я переживаю насчет МРТ. Мне придется лежать неподвижно минут десять, не меньше. А то и больше. Что, если я не смогу? Что, если они не сумеют сделать нормальный снимок моего мозга?

Магнитно-резонансный томограф сияет белизной в ярком свете ламп. На мне хлопчатобумажная больничная рубашка, в комнате холодно. У меня довольно сильно кружится голова, так что я даже рад лечь на стол, который скоро заедет внутрь прибора. Мне объяснили, что томограф – это, грубо говоря, гигантская камера, что я окажусь внутри тоннеля, похожего на огромный шлем космонавта, что будет шумно, но не больно, так что бояться мне нечего. Я все это знаю. Я не боюсь. У меня нет клаустрофобии, и я не психопат. Роза наверняка тоже не боялась, потому что она психопатка.

Мне дают наушники, я их надеваю. Играет классическая музыка. Интересно, Роза тоже ее слушала? В зеркале у меня над головой отражается вся комната, и я вижу лаборанта, стоящего у томографа. Ни Салли, ни Дэвида рядом нет. Я сказал, что мне будет лучше без них. Это неправда. Я хочу, чтобы Салли была здесь. Хочу, чтобы мама меня обняла.

Стол заезжает в томограф, и я слышу жужжание, словно вокруг меня летает пчелиный рой. Потом раздается несколько громких ударов. Музыка почти их не заглушает. Мне сказали, что сканирование займет полчаса. Я не уверен, что смогу лежать так долго. Правая нога дергается. Шея затекла. Мне хочется повернуть голову. Я закрываю глаза и дышу, как учила Натали: целиком наполняю легкие воздухом, медленно выдыхаю его, чувствуя все свои мышцы и расслабляя их. Я начинаю с червеобразных мышц стопы, а потом стол выезжает из томографа, и я сажусь, моргая от яркого света ламп. Я умудрился заснуть в томографе.

Меня ждет Айлин. Второй адвокат ушел, ни родоков, ни Розы тоже нигде не видно.

– Твои родители повезли Розу домой, – говорит Айлин. – Результаты сканирования будут готовы очень скоро. К четырем часам мы будем знать про мозг твоей сестры всё. Надо будет вернуться сюда, чтобы нам рассказали о результатах.

Я киваю, и от этого у меня снова кружится голова.

– Ты в порядке?

– Я ничего не ел. Наверное, сахар низкий.

– Давай я угощу тебя ланчем, – говорит Айлин.

Мы идем в дайнер за углом. От наполняющего все помещение запаха жареного мяса я должен был бы почувствовать голод. Но я ничего не чувствую. Я заказываю чизбургер и картошку. Айлин просит бургер с грибами и беконом. Пока мы ждем, я пью воду.

– Вам платят Макбранайты? – спрашиваю я, потому что знаю: мои родители ей точно не платят.

Она кивает.

– Разве это не конфликт интересов или еще что‐то в этом духе?

– Мой клиент ты, не Макбранайты. Они платят, но я перед ними не отчитываюсь. И не буду. Но я пойму, если тебе это покажется неправильным и ты захочешь нанять другого адвоката.

– Нет, все нормально. Я просто спросил.

– Ты ходишь к психологу, Че? Я знаю, что Сеймон и твоя сестра ходят. А ты?

Я качаю головой:

– Мне это не нужно.

– Это было травматическое переживание. Оно останется с тобой на долгое время. Поверь мне. Тебе станет легче, если ты обратишься за помощью прямо сейчас. Я уже сказала об этом твоим родителям.

Я киваю и принимаюсь размышлять, какое травматическое переживание перенесла сама Айлин. Она смотрит на часы. Я вытаскиваю телефон. Почти три часа. Приносят бургеры. Айлин сразу же принимается за еду. Из моего чизбургера течет кровь, она просачивается через булочку и капает на тарелку. Когда Майя вылетела на дорогу, крови не было, но я все равно не могу есть.

– Ты не голоден?

– Должен быть голоден.

Я беру бургер и откусываю кусок, надеясь, что от его вкуса у меня проснется аппетит. Я понимаю, что во рту у меня мясо и хлеб, но словно пережевываю картон. Я кладу бургер на тарелку и сосредоточенно жую, затем глотаю. Айлин уже съела половину. Я заставляю себя откусить еще кусок. На вкус он не лучше первого, но у меня хотя бы больше не кружится голова. Айлин доедает последний кусочек, когда раздается звонок.

– Я должна ответить.

Она выходит на улицу. Я снова пишу Лейлани: «Я бы очень хотел хоть что‐то сделать. Прости меня». За то, что Майя умерла, за то, что не защитил ее от Розы, за то, что не предупредил их сразу, за все на свете. «Я по тебе скучаю». Это правда. Я скучаю по Лейлани почти так же сильно, как по Соджорнер.