Николай FrittVilt - Монтана

Спайк несколько мгновений лишь молча обдумывал услышанное, а потом все же вернулся к своему прежнему рассказу. Казалось, что и вовсе забыл о моих словах, касательно проблем возраста. Или просто лишь сделал вид (и это было бы гораздо логичнее в данной ситуации), что забыл об этом.

— Они перебрались туда весной прошлого года. До того жили где-то в Де-Мойне. Матери (то есть, разумеется, Диане Аберфорт) — тридцать восемь, по образованию она — швея, замужем была три раза и все три брака заканчивались разводом. Монтана (как вы понимаете, ее дочь) родилась четвертого сентября двенадцатого года и отцом ее является Клифф Мерфи, уроженец Спрингстина. Это маленький городок на самом севере страны, если вы вдруг не знали.

Я пожал плечами, после чего откровенно признался:

— Нет, не знал. Да и откуда? Северные ветры не лучшим образом сказываются на состоянии моих суставов. Мне не рекомендуется совать туда свой нос.

Спайк утвердительно кивнул.

— Скажите, вы точно хотите услышать сейчас все это до самого конца?

Я удивился.

— Что за вопросы?

Детектив облизал губы и всмотрелся в пол. Теперь он казался мне удрученным и…едва ли не окончательно поникшим. Думаю, вы поймете меня, если я употреблю сейчас это выражение.

— Что ж, тогда представим на секундочку, будто я никогда в своей жизни не слышал той фразы, которую вы произнесли в качестве ответа на мой вопрос вчера, когда я уже стоял у двери.

Я ни черта не понимал из того, о чем говорил в тот момент засранец ищейка, если он и вправду был таковым. Я имею в виду ищейку. На предмет того, что он застранец у меня тогда абсолютно никаких колебаний не возникло. Вот же умели (и умеют до сих пор, смею заметить!) эти бюрократы болтать своими языками без костей! Это просто какое-то безумство!

— Дело в том, мистер Чэдвик, что Диана Аберфорт (новая или старая, решать вам) со своей дочерью Монтаной уже пятьдесят лет, как официально мертвы.

Спайк говорил легко и непринужденно. Должно быть, к тому моменту он уже достаточно длительное количество времени проработал с людьми и знал во всем этом толк. Как бы то ни было, но я далеко не сразу уловил суть всего того, что этот человек вместил в свою последнюю фразу.

— Всякое в жизни бывает…

И вот именно тут меня как будто кто-то обухом топора по затылку огрел.

Что?

Мертвы?

Это что он такое сейчас говорит?

— Их тела летом шестьдесят седьмого нашли на заброшенном сеновале, принадлежавшем в то далекое время фермеру Дьюису из Омахи. Мать была изнасилована, дочь задушена. Я поднял подшивки старых газет, переговорил со старожилами, связался с коллегами из Небраски. Думаю, за телефонные разговоры вам придется все же несколько мне доплатить.

Я буквально пал в состояние ступора.

Это еще что за новости? Что несет сейчас этот мужчина, по-хозяйски развалившийся в кресле в моем доме и требующий дополнительной платы за телефонные расходы? Вот уж воспользовался услугами частного сыщика, ничего не скажешь!

Но Спайк, как оказалось, был далеко не глупым малым. Увидев на моем лице смятение, угрожавшее уже в самом скором времени перерасти в настоящий гнев, он лишь спешно вытащил из кармана пиджака дискету, опустил ее на маленький журнальный столик, стоявший рядом с креслом, после чего сразу же поднялся на ноги.

— Мистер Чэдвик, тут все, что вы просили, — он кивнул в сторону носителя. — Простите, но я не могу говорить об этом вслух. Будет лишь только одна просьба: потом обязательно выпишите мне чек и в самом ближайшем времени завезите его к нам в контору. А я пойду, думаю, мне здесь больше делать нечего. Отныне, смею заметить, вы в моих услугах не нуждаетесь. Всего хорошего. И простите, что заставил вас почувствовать себя сумасшедшим, ведь все это и вправду очень реально. А еще, быть может, страшно. Это то, что действительно может лишить человека рассудка.

Проговорив это, он ухватил свой пухлый чемоданчик, покорно кивнул на прощание и отбыл в неизвестном направлении.

А я остался стоять в гостиной, да непрестанно буравил взглядом лежавшую на столе дискету.

Несколько позже в тот день я все же сунул ее в соответствующий разъем компьютера и то, что увидел мгновение спустя, меня попросту изумило. На лбу сразу же выступил холодный пот, руки начали неимоверно трястись, словно я заболел какой-то тропической лихорадкой, а многострадальное сердце участило свой размеренный до того бег настолько, что пульс мой (если бы его в тот момент кто-нибудь попытался измерить) уж точно имел бы показатели, приближенные к отметке в сто двадцать ударов в минуту.

Думаю, вы мне не поверите, но таковыми уж были факты, и у меня нет всему этому никакого объяснения. Из наработок Спайка (а он трудился крайне быстро, собрал материал всего лишь за сутки, помните?) я узнал, что Диана Аберфорт и ее дочь действительно были убиты безумным фермером на отдаленной ферме в Омахе жарким летом шестьдесят седьмого. Миссис Аберфорт родилась 8 марта 1929 года, и на момент убийства ей исполнилось лишь только тридцать восемь. Ее дочь (та самая мерзкая девчушка, не любившая зефир и обожавшая печенье, которая попала однажды под колеса моего автомобиля, когда я вечером возвращался с работы домой) родилась весной шестьдесят второго. Фермер убийца безо всяких зазрений совести задушил ее, после чего лишь только вытер руки о полы старого халата (так я себе все это представляю) и ушел доить коров.

На дискете Спайка было много различных фотографий, статей из местных газет той поры (разумеется, в виде электронных их копий), и, что самое важное, снимков самих убитых. Именно взглянув на них, я как раз окончательно и сообразил для себя, что все то, что произошло — и вправду способно свести с ума. Абсолютно любого человека, не только лишь Питера Чэдвика, не верящего ни в какую мистику на свете.

Сразу же родился вопрос: как все это возможно? Впервые мать и дочь я повстречал в супермаркете в семьдесят третьем, помните? Если взять во внимание тот факт, что они умерли летом шестьдесят седьмого (как об этом говорил Спайк, и как тому почти поверил я), то получалось, что на тот момент они обе уже должны были гнить в земле едва ли не целых пятнадцать лет.

Занимательная арифметика получается, не правда ли?

В те выходные для себя пятницу и субботу я в полнейшем беспамятстве провалялся в нашей с Вики кровати, рядом с которой непрестанно стояла бутылка виски. Вы должны понимать, что абсолютно невозможно было тогда (для меня, по крайней мере) переварить всю эту информацию на трезвую голову. Вот потому и пил. А в воскресенье вечером все же несколько пришел в себя и решил на собственный страх и риск съездить на улицу Трех Тополей. Уверен, Спайк тоже бывал там, хоть мне об этом ничего и не сказал. Да и зачем? Быть может, то был и правильный поступок с его стороны, кто знает?