Хейди Перкс - Теперь ты ее видишь

Сейчас

С того самого момента, как мой отец согласился на мою просьбу, я знала – существует большая вероятность того, что однажды я окажусь на допросе в полиции и мне придется лгать. Я пыталась себя убедить, что он сможет спокойно скрыться с Алисой, и надеялась на лучшее, стараясь не думать о дурном, но понимала, конечно же, понимала – как легко это может произойти.

Иногда я представляла себя в полицейской комнате для допросов – которые видела раньше только в телевизионных сериалах – и упорно придерживалась своей версии, убеждая следователей, что не имею никакого отношения к исчезновению дочери.

Но я никогда не предполагала, что мне придется лгать также и об убийстве своего мужа, и не продумывала это заранее.

Было ли это убийством? Я оставила его погибать, но на самом деле не убивала. Есть ли в этом разница? Мои пальцы нервно постукивают по столу, пока я ожидаю, когда детектив Лоури вернется в комнату. Мне интересно, зачем вызвали детектива, и я подозреваю, что есть новости о Брайане.

Может быть, он даже и не мертв, думаю я. Мои пальцы замирают, когда дверь распахивается. Я прячу руки на колени, чтобы Лоури не увидел, как они дрожат. Лоури не смотрит на меня, пока усаживается обратно на свой стул и включает магнитофон. Привычные, хорошо отрепетированные фразы на запись скатываются с его языка, когда он объявляет, что беседа возобновилась.

Я уже рассказала детективу, как муж издевался надо мной годами и что он затащил меня в лодку сегодня против моей воли, оставив Алису одну на пляже. Я сказала ему, что Шарлотта подтвердит это, так как она нашла мою дочь на камнях.

– Я не понимаю, Гарриет, – говорит он, – почему вам ни разу не пришло в голову упомянуть о своем якобы умершем отце, когда Алиса пропала?

Я смотрю на Лоури, замолчав на пару секунд, поскольку думала, что он продолжит расспрашивать меня о Брайане. Если ему и неловко так говорить о моем отце теперь, когда тот на самом деле мертв, – он этого не показывает. Но для меня его слова врываются в комнату громко и резко, как выстрел, эхом отдаваясь в моей голове.

Я рассказываю ему правду о лжи своей матери, о том, что мой муж считал его мертвым, и добавляю, что никогда не решилась бы противоречить Брайану, пока тот разговаривал с женщиной-полицейским после праздника. И когда детектив интересуется – видела ли я своего отца с тех пор, как он ушел, за последние тридцать четыре года, – я признаю, что он появился возле моей двери шесть месяцев назад.

Лоури приподнимает бровь и усаживается глубже на своем стуле, словно оставляя между нами побольше места для моего признания. Это не тот ответ, которого он ожидал.

– Теперь я по-настоящему не понимаю, почему вы не сказали о нем, – говорит он. Детектив либо возбужден, либо нервничает из-за неожиданного оборота, который принял его допрос – он, конечно же, не думал, что я так охотно признаюсь в новой встрече с отцом, – но у меня нет выбора. Алиса скажет им, что она его знает.

– Гарриет, – продолжает Лоури, придвигаясь ближе к микрофону. – Вы знали, что ваш отец забрал вашу дочь с праздника тринадцать дней назад?

Я закрываю глаза, низко склоняю голову и вздыхаю. Глубоко, медленно и тяжко.

И обдуманно.

– Гарриет?..

Отец заставил меня пообещать, что я буду отрицать свою причастность. Предавать его теперь гораздо более непростительно.

– Нет. Я ничего об этом не знала, – отвечаю я, и слова Шарлотты снова звенят в моей голове: как я смогу жить дальше, если не стану лгать?

Детектив Лоури скрещивает руки на груди и откидывается на спинку стула, продолжая сверлить меня взглядом.

За двадцать минут поездки от пляжа до полицейского участка я выстроила хрупкую историю, сложенную из кусочков правды, создав еще одну версию реальности, в которую мне самой теперь требовалось поверить. Возможно, придумывать истории я научилась еще в детстве, но именно благодаря Брайану приобрела способность легко поверить во что угодно.

Я шумно делаю еще глоток воды и напоминаю детективу, каким был мой муж и как я боялась его реакции.

– О, да. Ваш муж, – говорит Лоури с сарказмом. – И никто больше не знал о его жестокости.

Я не обращаю внимания на его тон.

– Мой отец был первым человеком, которому я доверилась.

Детектив смотрит на мое запястье. Я снова его потираю; широкое кольцо покрасневшей кожи опоясывает мою руку.

– Это было не физическое насилие. – Я прекращаю растирать и пробую вращать запястьем. – Хотя Брайан и схватил меня сегодня вечером. Но нет, то, что он делал на протяжении всего нашего брака, было намного хуже, – добавляю я.

– Так как же отреагировал ваш отец, когда вы рассказали ему?

Я говорю Лоури, что отец пытался убедить меня уйти от Брайана, но Брайан сделал это невозможным. А потом я рассказываю детективу историю, которую придумал мой отец, когда сообщил, что больше не может со мной встречаться. Тогда он сказал, что переехал во Францию и сожалеет, однако не может ничем помочь. И я уверяю детектива Лоури, что не видела его с тех пор до сегодняшнего вечера.

Лоури всё еще недоверчив, я же никак не упоминала об этом полиции две недели назад. Ведь, несомненно, я должна была заподозрить, что мой отец мог забрать Алису с праздника.

– Если бы я могла повернуть время вспять, я бы что-то сказала, – говорю я. – Конечно, теперь я хотела бы так сделать. Я не виделась с дочерью две недели. – Слезы катятся по моему лицу при мысли об Алисе и о том, как отчаянно я желаю снова быть с ней. Я промокаю их рукавом своей футболки, склонив голову к плечу. Я бы всё изменила, если бы знала, что могу спасти этим отца.

– Вы уверены, что нет никаких новостей? – спрашиваю я его снова. – Брайана не нашли?

Детектив Роулингс складывает руки одну поверх другой на столе перед собой. Ее покатые плечи напрягаются, а по всей ширине лба появляется заметная складка. Детектив не может скрыть свое недовольство, как бы ни пыталась.

– Извините, но я просто не куплюсь на то, что вы ничего не знали о Брайане.

– Господи Иисусе! – Шарлотта резко откидывается назад на своем стуле и отводит взгляд.

– В чем дело, Шарлотта? – У Роулингс пробуждается интерес.

– Я просто не могу поверить, что мы снова и снова возвращаемся к одному и тому же. Я не знала! – цедит Шарлотта сквозь зубы. – Гарриет никогда не рассказывала мне об издевательствах своего мужа. Я не знала Гарриет настолько хорошо, как думала, теперь я это понимаю! – рявкает она. – Я не знаю, зачем вы пытаетесь заставить меня почувствовать себя еще хуже, чем и так есть!

Где-то по ходу дела ее усталость перешла в истощение. Но ее сердце колотится, адреналин мчится по венам, и чем больше Роулингс уличает ее, тем больше Шарлотте хочется крикнуть: «Просто уложите это в своей башке!»