Игорь Фёдоров - Волк

На ходу кивая Ринатику, я быстрым шагом подошел к Васе.

— Значит так. Передай Кузнечику, что все хорошо, пусть живет долго и счастливо, я так сказал.

— Передам.

— Я бы сам, но ехать надо. Времени нет.

— Понял.

— Отучусь и через пять лет приеду. Ну и навещать буду. И если тут ничего не изменится, и ты в том числе — до свидания и навсегда. Все понял?

— А точно приедешь? — на губах Васи появилась улыбка.

— Слово колдуна.

Я рывком открыл дверь маршрутки, и заскочил внутрь.

— И пожалуйста, зайди ко мне домой…

Лицо Васи выразило сомнение.

— Не бойся, — сообразил я, в чем причина, — теперь можно. Кур похоронить надо.

— Все сделаем в лучшем виде.

Вася стоял, гордо расправив плечи, глаза светились. Мне показалось, что у него все сложится хорошо.

— Не надо в лучшем виде — просто и без почестей, сожги или закопай в лесу.

А то, как бы до смешного не дошло.

Василий улыбнулся и кивнул.

— Извини, — сказал я Ринатику.

— Ничего страшного, но немного надо поднажать.

Маршрутка дернулась с места как ошпаренная. За давно немытым окном замелькали березы, осины и сосны. Поселок остался за спиной, вместе с моим лучшим другом Васильевым. Я аккуратно держал коробку на коленях, как если бы это была хрустальная ваза древнейшей китайской династии.

— Серега, — извиняющимся тоном обратился ко мне Ринатик, — у меня тут дочка приболела. Я попросил Звягинцеву…

— С твоей дочкой уже все хорошо, — я изобразил что-то вроде магического жеста рукой.

Он улыбнулся:

— Спасибо большое.

Слепая вера…

А вдруг?

Выполню ли я свое обещание, данное Васе, который все еще стоял на остановке и энергично махал мне рукой, становясь в размерах все меньше и меньше. Вернусь ли я через пять лет вселять в людей веру и надежду. Сеять доброе и вечное. Глядя на улыбку водителя, я решил не отметать такую возможность, как вариант. Как вариант один из многих. Но сейчас, на ближайшие пять лет, у меня были другие планы.

Хорошие и не очень.

За окном и вправду шел снег, а ветер направлял его, чтобы каждая снежинка легла на свое место. Тимофеев дернул струну, и колыбельная для дочки Васильева закончилась. Новоиспеченный отец посмотрел на друга с удивлением.

— Сам сочинил?

Скрывая довольную улыбку, Тимофеев отложил гитару.

— Вчера не спалось.

— Классно получилось.

— А у меня по-другому и не получается.

Маленькая Васильева, только сегодня выписанная из роддома, тихо спала. Отец все никак не мог налюбоваться ребенком.

— Наверно, это единственное в моей жизни, что я сделал хорошо.

— Хорош прибедняться. Вспомни, сколько ты преступников поймал.

— Ни одного.

— Во-о-от. Боятся они тебя.

Тимофеев налил водку по стопкам.

— Не будь тебя, весь поселок погряз бы в криминале.

— Да я вообще не понимаю, зачем здесь нужен участковый, — Васильев поднял стопку, — Ваську да Степаныча успокаивать.

— Да хотя бы их.

— Скучно.

— За отца! — провозгласил Тимофеев.

В комнату вошла жена Васильева.

— Давно ребенка-то усыпили? — с укором спросила она.

Тимофеев показательно шлепнул себя по губам.

— Молчу, молчу.

Васильева-старшая взяла на руки Васильеву-младшую, и обе женщины удалились в спальню. Тимофеев посмотрел им вслед и с грустью опустил глаза. Это не ускользнуло от Васильева, но вида он не подал.

— Надо к Петровне заехать, пока не закрылась, — предложил он, — потом сразу к Митрофанову и так — по цепочке.

— Ваську беспокоить не будем, — сказал Тимофеев.

Они поехали на автомобиле Тимофеева к Петровне в сельпо, и в подсобке выпили с хозяйкой за здоровье новорожденной. Потом заглянули к Митрофановым, благо те жили по соседству. Потом к батюшке, после чего очередность посещения земляков у них стала разниться. Но мимо Васьки не проехали, уважили. За руль садились по очереди, решив, что так будет лучше. Ближе к ночи оставался только Кузнечик.

Ехали не спеша, но автомобиль виляло из стороны в сторону. Снегопад тоже не облегчал поездку. Здравый смысл подсказывал, что пора прекратить это занятие, дочка и так здорова на радость родителям. Но как же не заехать к Кузнечику?

— Давно хотел спросить, — заплетающимся голосом прошептал Васильев.

— Выкладывай, — отозвался Тимофеев, вглядываясь в лобовой стекло, за которым ничего не было видно.

Тема была деликатная. Васильев прокашлялся и тут же забыл, что хотел спросить. Как-то неудобно получается, но что-то надо было говорить.

— Славик.

— Ну.

Вдруг картинка все-таки появилась.

— Ты почему на мою жену сморишь?

Тимофеев удивленно посмотрел на него.

— А что, нельзя?

— Да нет, братан. Хочешь — смотри. Но все же… Почему?

— Тебе правду сказать? — невесело усмехнулся Тимофеев.

Оба не заметили, как автомобиль увеличил скорость.

— Ну естественно, правду. Я тебя за это и уважаю, за правду.

Тимофеев вздохнул.

— Потому что я ее люблю.

Тут раздался грохот. Друзей бросило вперед. На их счастье сработали подушки безопасности.

— Кажется, приехали, — засмеялся Тимофеев, вытирая с губ кровь.

Сквозь шум работающих, но бесполезных дворников, они услышали, как отворилась калитка. Захрустел снег, оповещая чье-то приближение. Затем дверь со стороны водитель открылась, и они услышали голос Кузнечика:

— Ну вы и уроды!

На утро уже никто ничего не помнил. Оно и к лучшему. Незачем друзьям ссориться. Но свои ошибки надо исправлять. Васильев купил два профлиста, а Тимофеев отремонтировал забор Кузнечика, под пристальным надзором хозяина.

— Лучше бы сам сделал, — сокрушался потом Кузнечик, глядя на эту халтуру.

Поезд прибывал на вокзал строго по расписанию. Проводник завершал последние приготовления. Люди доставали свой багаж. Шумели и толкались в проходе. Колеса стучали все ту же, никогда не меняющуюся мелодию уезжающих и прибывающих.

Вечерний город встречал меня приветливым летним солнцем, прикоснувшимся к горизонту, синим небом и легкими облаками. На столике позвякивал пустой стакан, а за окном, все медленней и медленней, пробегали дома, столбы, тополя. Скоро пух полетит, мечтательно подумал я. Красота! Нос чешется, глаза слезятся. Жарко. Душно. Единственное спасение — ливень. Такой, чтобы насквозь. Чтобы враз все сорвать с веток и прибить намертво к земле. Интересно, умел ли дядя дождь вызывать? В поселке хотя бы тополей нет. 1:0, в нашу пользу.

Вот такие неслаженные и путанные мысли посетили меня в тот вечер. Голова плохо соображает, когда после чистого воздуха и необозримого простора — многоэтажки, выхлопной газ, суета — 2:0. И конечно — тополиный пух.