Игорь Фёдоров - Волк

— Хотела сказать спасибо, что пришел тогда, — сказала Аля.

Я махнул рукой.

— Я серьезно. Лично я готовилась к смерти, и надеялась, что ты будешь более благоразумен.

— Я тебя разочаровал? — улыбнулся я.

— Ты несносен, как всегда. И еще… Спасибо, что не дал мне убить его.

Я вспомнил все то безумие, что творилось на кухне у Тряскиных, и невольно вздрогнул, как от холода.

— Я столько раз твердила тебе об ответственности…

— Четыре раза.

— … и сама чуть не сглупила.

Она посмотрела в окно, за которым уже стемнело и глубоко вздохнула, будто что-то решила.

— Ты настоящий друг и я хочу, чтобы ты всегда оставался таким, чтобы не произошло.

Эта фраза меня насторожила. Я взглянул на Алю и встретил взгляд ее темно-зеленых глаз. Она смотрела на меня, не отрываясь. Воздух стал плотным, он дотронулся до моих рук, прикоснулся к лицу, пригладил волосы. Картинка в моих глазах сначала стала расплывчатой, а потом уплыла в сторону. Где-то над головой раздался крик, пробуждающий в сердце тоску. Я взглянул вверх. Надо мной стояла огромная сосна, а возле нее пролетела черная птица. Я сидел на пне, на лесной поляне. Солнце стояло высоко, по всему небу были разбросаны облака, как мягкие игрушки на полу в детской. И все тревоги, все переживания, все мысли исчезли. Я был один в этом огромном мире. Будто все люди ушли куда-то и там пропали без объяснения причин.

А я остался.

Очнулся я на своей кухне в четыре часа ночи. От долгого сидения тело затекло. Голова кружилась, я плохо понимал, что произошло, и куда подевался лес, в котором было так хорошо. И как только сознание пришло в норму, я выдвинул ящик стола, где среди ложек и вилок лежал мой нож. В самом лучшем, для сокрытия предмета, месте. Учил меня дядя, не доверять ведьмам, с ним был солидарен и домовой. Ножа не было. Но я догадывался, где он может быть.

Что же ты делаешь, пронеслось у меня в голове. Я даже не стал звонить ей на сотовый. Все было и так понятно.

Целый час я бежал по лесу. Когда было совсем невмоготу, переходил на быстрый шаг. От холодного воздуха у меня заболели легкие. Будто ледяное пламя горело в груди. В начале шестого утра уже был на месте — недалеко от дома Тряскиных, возле известного мне пня. Думаю, Аля специально выбрала это место, чтобы я нашел свой нож, уже дважды ею «позаимствованный».

Вокруг пня на сухой траве, покрытой инеем, была разбросана одежда, изорванная в лоскуты. Кроссовки превратились в пару изжеванных комков. Телефон был раскушен мощными челюстями. Аля не собиралась возвращаться к человеческой жизни. Об этом красноречиво свидетельствовали клочки паспорта. На этом месте она поставила точку и начала все заново.

Не обращая внимания на утренних холод, я сбросил с себя одежду и перепрыгнул через пень. Запах предыдущей Альбины стоял вокруг пня, а новой Альбины, волчьей, уходил в лес, прочь от города. Я бросился вдогонку, надеясь, что мой опыт позволит ее догнать, пока она не забежала слишком далеко. Надо будет, верну ее силой.

Но когда речка преградила мой путь, вся моя надежда вместе с запахом Альбины уплыла по холодному, еще незамерзшему течению. Все мои друзья исчезли, как исчезают деньги в расточительных семьях. Быстро, и в никуда. Я остался один. Утро набирало силу, лес просыпался. Все вокруг радовалось жизни. Я завыл так громко, как мог, перепугав всех лесных птиц, но ответа так и не получил.

Когда я это рассказал Ольге Петровне, она, вытирая слезы, протянула мне листок бумаги.

Аля писала записку в спешке, ее прежде красивый подчерк напоминал перекосившийся забор.

Дорогой Сережа, писала Аля.

Наверно, я слишком слабая, если решилась на этот поступок, равносильный самоубийству, оставив маму одну. Но ты сильный и твой путь только начинается, твоя задача — помогать людям. Или вредить им, но ты же знаешь, чем это грозит. Хочешь этого, или нет, но ты уже стал колдуном, и не думай отнекиваться от этого. Это все равно, что отказываться от своей руки. Выбирай не плохую или хорошую дорогу, а ту, по которой уже идет твое сердце, но я в тебя верю.

Я не знаю, как быстро окончательно стану волчицей, но надеюсь, что еще буду помнить Пашу, когда рожу нашего с ним волчонка.

Прощай, мой блохастый друг и брат. Каждому свое.

P.S. Надеюсь, что утром, когда ты не сможешь меня догнать, я услышу твой вой на прощание.

На следующее утро я лег в больницу с воспалением легких. От учебной программы я безнадежно отстал, курсы по вождению завершились без меня, а договариваться с инструкторами у меня не было желания. Все пошло прахом. Я уже и не помнил, какой была моя цель в жизни. В городе мне стало неуютно. И хотя Тряскины уговаривали меня остаться, а Ольга Петровна расплакалась от моего решения, я взял билет до поселка. Надеюсь, батюшка не будет против, если у него некоторое время поживет колдун.

Я стоял на своей поляне, возле березы. Энергия, идущая из глубины земли, наполнила меня всего, светилась, вибрировала и плескалась внутри. Чтобы эта история, плохая или хорошая, закончилась, мне оставалось только одно.

Я закрыл глаза и прошептал:

— Пусть души моих друзей вернуться к Богу, а имена возьмет с собой ветер, бесконечно кружащий вокруг Земли. И в тот день, когда мне будет плохо, он напишет их имена огненными буквами на небе, напоминая, что я не один.

— Гопник! — пронеслось позади меня.

Я резко обернулся, но ветер уже скрылся в лесу.

Завтра Марине будет сорок дней.

С любовью к моим друзьям, живым и ушедшим

О дальнейшей судьбе медальона можно узнать в рассказе «В темных углах библиотеки»