Игорь Фёдоров - Волк

Мэр с супругой поехали по области осматривать свои владения и раздавать направо-налево указания разным директорам и их замам. Работа у них такая. А вот сын со своей ведьмой остались одни, не считая сторожа в угловом домике на заднем дворе и одного охранника в комнате на первом этаже. В гараже может находиться водитель, но не обязательно. Экономка работает до пяти часов вечера. Надо просто перелезть через дальний забор, что не представляет особого труда благодаря густо растущим соснам. Вначале нужно заглянуть к сторожу, справиться о его здоровье. Потом застать врасплох охранника. На всякий случай наведаться в гараж. И, наконец, заняться молодыми, при этом не смотря ведьме в глаза. Девушка наверняка помнит тот удар по голове, и поэтому захочет поквитаться. Надо быть осторожным, когда имеешь дело с обидчивыми экстрасенсами. На этом можно и остановиться, предварительно позвонив Митрофанову и отчитаться о проделанной работе, чтобы исчезнуть из его поля зрения навсегда. Но так хочется узнать, как он превращается в волка. Возможно, многие беды происходят от любопытства.

Тимофеев пробежался пальцами по струнам, те ответили нежным звоном. Когда-то, будучи влюбленным в одноклассницу, будущую жену Васильева, он написал песню, которую так никому и не сыграл. Учитывая позднее время и удаленность от города, на слушателей не приходилось рассчитывать и сейчас.

Коряво, по-детски, но когда Тимофеев писал эти строки бессонной ночью, он был как никогда искренен.

Середина песни забылось, но кто бы знал, какое мужество проявил Тимофеев, крича на свадьбе «Горько! Горько!». И за все эти годы он ни разу не подкатывал к Васильевой, оставаясь другом семьи и верным товарищем. Если бы можно было все вернуть назад…

Последний куплет очень точно отражал всю жизнь Тимофеева. Ненужный цветок, скрывающий свои чувства, это про него. Тимофеев дернул нижнюю струну, и тихий звук, напоминающий слезу (именно так), возник и растворился в прохладе вечернего воздуха и аромате сосновой хвои.

Если бы…

Бурундук, забавный и в то же время наглый, подбежал к Тимофееву, встал передними лапами на его ногу и с интересом посмотрел на человека, как бы намекая, что опять нужно вставать и доводить начатое до конца.

— Дело говоришь, — согласился Тимофеев и встал.

Бурундук отбежал в сторону и принялся умываться.

Тимофеев поставил гитару к сосне.

— Посторожишь? — спросил он бурундука, — Я скоро вернусь.

Тот не ответил, но в глазах читалось согласие.

Грузовичок находился на подземной парковке в одном часе и двадцати двух минутах ходьбы. В двенадцать ночи она закроется, а упрашивать охранника открыть ворота Тимофееву не хотелось. Если все пройдет гладко, он успеет.

— Сережа, у нас проблемы, — сказала Аля дрожащим голосом.

— Какие? — спросил я тихо, надеясь, что у них прорвало канализацию.

Я только что закончил последний день учебы вождения. Оставались экзамены. И меньше всего мне хотелось бы каких-нибудь проблем.

— Тут Тимофеев.

Свершилось, подумал я. Ходили вокруг да около, строили планы один лучше другого. А теперь все само встало на свои места. Я почувствовал, что мои руки задрожали.

— Справиться с ним нельзя? — спросил я с надеждой.

— Он хочет, чтобы ты пришел.

— Пусть один приходит, — послышался голос Тимофеева, — полчаса, на все про все.

— Но лучше не приходи, — быстро сказала Аля, — мы все покойники.

Раздались короткие гудки, каждая из которых была точкой в многоточии.

Я оглянулся в поиске чего-нибудь вразумительного, потому что в голове возник вакуум, не пускающий внутрь дельные мысли. Мне вдруг захотелось просто сесть на ближайшую скамейку и сидеть, ни о чем не думая, ожидая, когда все закончится без моего участия.

Что я мог предпринять? Позвонить в полицию, позвонить шоферу Тряскиных, и остаться в живых. Или приди самому. В последнем варианте мы погибаем вместе, но хотя бы сможем посмотреть друг на друга в последний раз и не упрекнуть себя в трусости и предательстве. Наша жизнь была короткой, но яркой. И мне не было за нее стыдно.

Единственной надеждой на спасение я видел вызов Тимофеева на рукопашный бой, как мужчина с мужчиной. Но и тут я на себя бы не поставил.

Аля попросила меня не приходить. Но она точно знает, что я приду. Паха в этом даже сомневаться не будет. Это знал и Тимофеев.

Если пойти за ножом и попробовать им воспользоваться, пройдет очень много времени. Тимофеев не будет ждать. Я направился к остановке.

Пусть меня убьют, но не сломают. Умереть человеком с большой буквы не стыдно. Что-то во мне всколыхнулось.

Конечная остановка маршрутного такси начиналась прямо перед загородными домами. Солнце село, и в сумерках я за пять минут дошел до дома Тряскиных, еще недавно гостеприимно встречающего меня в любое время суток. Первое, что бросилось в глаза — калитка была приоткрыта, будто приглашая зайти. Но я, во избежание ловушек, решил войти через гараж, благо ключи у меня были. Я вошел внутрь и тут же пожалел, что не воспользовался калиткой. Мой мотоцикл лежал на полу, поверженный и убитый. Не знаю, чем он так не понравился Тимофееву, но восстановлению на этот раз он не подлежал. Более мертвое тело трудно было представить. Но был и положительный момент — по крайней мере, я был уверен, что это не сон, не розыгрыш, а сама ситуация вышла из под нашего контроля. На этот раз все в руках Тимофеева.

Через боковую дверь гаража я вышел во двор. Пока шел по дорожке, внимательно осматривал дом. Он был тих, мрачен и, как мне казалось, напряжен. Все окна были погашены, кроме кухни на втором этаже. Где сейчас охранник и сторож, мне знать не хотелось. Но что-то подсказывало, что поздороваться с ними мне больше не придется.

Я подошел к входной двери, над которой тускло светила маленькая лампочка и нажал звонок. На втором этаже открылось окно и послышался голос Тимофеева…

— Серега, заходи!

…жизнерадостный и веселый, как в то время, когда наши отношения были более доброжелательными.

Я открыл дверь и сразу направился к лестнице, стараясь не смотреть по сторонам, чтобы не увидеть трупов, призраков и прочих объектов, подталкивающих к панике.

На втором этаже я прошелся по коридору и зашел на кухню. Сразу стало понятно, почему Аля не могла воздействовать на Тимофеева. Она сидела на стуле лицом к стене, опустив голову на грудь. Глаза ее были открыты, а руки сцеплены сзади розовыми наручниками. Откуда он их взял, подумал я.