Игорь Фёдоров - Волк

— Здрасте, — крикнул я, — а Черникова уже ушла?

— Здравствуйте, — ответила Нина Николаевна, — что-то вы сегодня припоздали. Минут двадцать назад ушла.

— До свидания.

Я еще раз набрал номер Марины, но услышал только все те же длинные гудки.

— Наверно из-за дождя не слышит, — предположил я, садясь в машину.

— Позже позвони, — беззаботно сказал Паха, и Дельфин направился к моему дому.

Марина вечером не ответила. Что-то неприятное зашевелилось у меня в груди. Тревога или ревность. Я позвонил Але, но у нее была такая же информация.

— Может ей стало грустно, — предложил я, — сидит где-нибудь в кафе.

— Да нет, навряд ли, — Аля задумалась, — мне все вспоминаются карты.

— Да ладно тебе, — постарался я сразу уйти от этой темы, — карты ничего не могут предсказать, кроме навязчивых мыслей.

— Домовых тоже не существует, — резонно заметила Аля, — хоть ты с пеной у рта и утверждаешь обратное.

— Да что ей может угрожать?

— А Тимофеев?

— Сдалась ему Марина, о которой он толком ничего не знает. Его цель — мы. И это только угрозы.

— Ради этих угроз он добрался до города.

— А что ему еще оставалось? И у него был отличный шанс, он упустил его. Увидел, что мы вооружены и с нами шутки плохи.

— Он может вернуться.

— А что ему тут делать? Сидеть в холодной землянке и заготавливать ягоды на зиму? Так сезон уже прошел. Наверное, бомжует сейчас где-нибудь на окраине, по помойкам шарится.

— Значит, даже на минимальный риск ты не рассчитываешь?

Я почесал затылок. Слова Али меня немного отрезвили. В этом мире может произойти все, что угодно. Особенно, если ты этого не ожидаешь.

— Я не считаю, что Тимофеев причастен к тому, что Марина сейчас может находиться у какой-нибудь подруги.

— Если завтра утром она не объявиться, поедем ее искать, — сказала Аля.

— Договорились.

Но уже утром родители Марины нас оповестили — ее нашли вечером в парке с перерезанным горлом.

После того, как Тряскины подарили мне мотоцикл, они также вручили запасные ключи от гаража с наказанием не делать глупостей. Это касалось вождения без прав и в нетрезвом состоянии. В остальном я был своим человеком с неограниченным запасом доверия. Гараж был большой, на два автомобиля и мой мотоцикл не занимал много места — скромно стоял возле стенки. Я сюда приходил, чтобы немного попрактиковаться в вождении (до перекрестка и обратно, иногда чуть дальше), и протереть пыль с блестящего корпуса. Я для этого даже специальный набор тряпок купил и очистил под них одну полку на стеллаже от хозяйских вещей. Теперь это была моя личная полка с тряпками, документами на мотоцикл и шкурой волка, которую никак не мог забрать с собой. Все руки не доходили.

Утром мы все сидели в коридоре Центрально отдела полиции и ждали Ольгу Петровну. Когда она вышла из кабинета следователя, то была бледнее прежнего и вытирала платком красные глаза. Шанс на то, что беда окажется ложной, провалился.

— Кошмар какой, — прошептала она и направилась к выходу.

Потрясенные и растерянные, мы пошли следом.

Ольгу Петровну и Алю мы отправили с шофером домой, а сами остались на улице, беспомощно оглядываясь по сторонам, будто пытаясь найти нужные слова. После вчерашнего дождя на улице было ясно, прохладно и свежо, как после влажной уборки.

У Пахи зазвонил мобильник. Пару раз сказав невидимому собеседнику «хорошо», он нажал «отбой».

— Аля сказала не делать глупостей без нее. Вечером все обсудим. Сейчас надо все организовать по-человечески. Я сейчас к бате наведаюсь. Он сказал тебя одного не оставлять. Со мной пойдешь?

— Побуду один, поплачу над своей несчастной жизнью.

— Не забудь пожаловаться на несправедливую судьбу.

— Обязательно.

Чувство юмора, даже такое специфическое, как у нас, наглядно показывает, что мы не сломлены и наши силы готовы активизироваться в любой момент.

— Справишься? — он хлопнул меня по плечу.

Я мрачно кивнул. В моей голове отсутствовали какие-либо мысли, была только пустота, но не легкая, а давящая и мрачная. Недолго я был чьим-то молодым человеком. Даже в Париже ни разу не побывали. Где-то в возможном будущем растворилась наша семейная жизнь, наши дети и совместная старость на скамейке под цветущей яблоней.

Мы с Пахой разошлись а разные стороны. Он отправился в администрацию к родителям, решать вопрос с похоронами. Я на маршрутке поехал к дому Тряскиных, посидеть в одиночестве в гараже.

Если бы мы в тот раз обезвредили Тимофеева, уж не знаю каким способом, была бы сейчас жива Марина? Тимофеев ли ее убил, или другой человек, не имеющий к этой истории никакого отношения. Никаких прямых угроз в ее адрес не поступало. Были только гадальные карты, которые предсказали конечный результат, но детали оставили при себе.

Сразу после того, как стало ясно о случившемся, я набрал номер Тимофеева, чтобы в праведном гневе высказать ему все, что я про него думаю и пообещать такой мучительной смерти, какой не пожелает себе самый искушенный мазохист. Но в трубке я услышал только короткие гудки.

А ведь я должен был встретить ее возле библиотеки, как делал всегда, каждый день. Но именно вчера отработка на складе затянулась. Будто кто-то специально подстроил это событие, долго и тщательно планируя детали и рассчитывая механизм поведения каждого из участников этого дня. Лично я никого в этом не обвинял. Ни завуча, за наказание — оно было справедливо. Ни Саныча — он выполнял указание свыше, а мы, как помощники, были ему не особо нужны. А вот что теперь скажут родители Марины, которые сразу ко мне отнеслись предвзято. Их тоже можно понять, единственная дочь достойна всего самого лучшего, нежели студента, без роду и племени. Но уж если взялся провожать девушку до дома, так доводи дело до конца. А отработка или я в больницу попал, это уже отговорки. Меня подобные претензии не смущали. Но все же, на душе было гадко.

А я мог бы обернуть волком, чтобы разведать место преступления на предмет запахов. Тогда бы я наверняка знал о причастности Тимофеева. Это была моя очередная дельная мысль в этом году. И хоть все предыдущие и не оправдали себя в полной мере, я сам себе кивнул головой:

— Действуй, Серега.

Осталось только дождаться ночи, надеясь, что вчерашний дождь не смыл все запахи. Но как показывает практика, что-нибудь должно остаться.

Я открыл ворота и выкатил мотоцикл на улицу. Он сам будто дрожал от нетерпения и рвался в дорогу. Закрыв гараж я, обошел свой подарок вокруг.

— Как же мне тебя назвать? — спросил я его, — Негоже мотоциклу жить безымянным. Это незаконно. За это могут из страны выслать.

В голове один за другим стали возникать варианты, но я их отметал из-за отсутствия должного эффекта. Пахин Дельфин должен блекнуть на фоне моего скакуна. Несколько десятков названий, одно лучше другого, пронеслось у меня в голове, со скорость, с которой банкомат отсчитывает запрашиваемую сумму.