М Беннетт - Остров

— Так, — сказал я. — Сколько времени показывает сейчас твой браслет?

Себ сверился с часами.

— Семнадцать сотен ровно.

— Значит, дома сейчас пять часов вечера. — Я быстро произвел в уме несложные расчеты. — Шестьдесят градусов западной долготы, вот мы где! — сказал я.

— Как ты это узнал на хрен?

— Земля совершает за сутки полный оборот, триста шестьдесят градусов. В сутках двадцать четыре часа, поэтому время помогает нам вычислить долготу. Каждый час разницы во времени эквивалентен пятнадцати градусам долготы: триста шестьдесят разделить на двадцать четыре, будет пятнадцать. Если на твоих часах выставлено британское летнее время (а так оно и есть) и если эти часы, проделав долгий путь (тоже так и есть), окажутся в месте, где солнце достигает верхней точки в пять часов вечера по британскому летнему времени (вот оно, так и есть), то мы делаем вывод: шестьдесят градусов западной долготы.

Себ покачал головой, будто надеясь, что от этого мозги заработают.

— Как это вышло?

— Летнее британское время на час опережает время по Гринвичу, где нулевой меридиан, а четыре часа по пятнадцать градусов в час дают шестьдесят градусов.

Я попросту выставлялся, стараясь, чтобы Себ почувствовал себя полным дураком, и когда я наконец оторвал взгляд от его браслета, то убедился, что Себ таращится на меня так, словно я только что прогулялся пешком по морю. Сработало.

— Ну, я пошел?

— Ага, идем. На гору. Вместе со мной. — Я указал на вершину Монте-Кристо.

— За каким чертом?

— Мы установили долготу. Чтобы нас нашли, нужно вычислить еще и широту.

— Господибоже.

Но он не мог отказаться на глазах у всех. Так что после того, как я развел костер и убедился, что на ночь ребята всем обеспечены, мы с Себом снарядились провести ночь на горе.

Карабкаясь на Монте-Кристо, я вновь убедился в том, что заподозрил еще в первый день: мне, тощему и жилистому, дальние дистанции давались не так уж тяжело. Себ уставал быстрее: он весь состоял из мышц, он слишком гнал, слишком был тяжел, так что вскоре он уже пыхтел, задыхался и просился передохнуть. Пусть он Усейн Болт, зато я — Мо Фарах. Если бы Забег в Осни был на милю, у меня бы имелся шанс. Я даже получал удовольствие от восхождения. Особенно от того, что Себ болтался позади. Признаюсь, я позволил себе слегка над ним поиздеваться.

— Давай, Себ! — подначивал я. А потом запел:

Багровый, потный, он попытался испепелить меня взглядом. Солнце опускалось все ниже у нас за спиной, и наконец беспощадная жара смягчилась. Смилостивился и я, позволив Себу передохнуть. Мы уселись на теплых, пахнущих тимьяном камнях, и перед нами открылся чудесный вид: море сделалось густого лилового цвета, а небо — густо-розовым. Мы могли разглядеть озеро под нами, солнце висело низко, и в струях водопада зажглась радуга.

— Господи, красота-то какая!

Себ ощетинился:

— Только не вздумай обнять меня за плечи и пустить слезу насчет прекрасного вида, гомик!

Безнадежен. Придурок останется придурком. Но тут мне припомнилось, как он сам пытался обнять за плечи Миранду, а она его руку стряхнула, так что я улыбнулся про себя и погнал дальше вверх.

Темнело на закате стремительно, но мы продолжали шагать, пока не исчез из виду и тот размером с булавку огонь, что поднимался от нашего костра. Лезть на Монте-Кристо ночью оказалось не так просто, как при свете солнца в первый день на острове. Из сердца тьмы доносились странные звуки, и я призадумался: что нас там ждет? Ночные голоса, невидимые твари, те, которые спят ночью и просыпаются в темноте. Шорох хвостов, промельк зрящих в ночи глаз, шуршание пауков, скрежет насекомых. Настала их пора, они — владыки ночи. Но я не испугался. Остров снова принадлежал мне, и все эти твари были мои, я господствовал над ними.

Ночные шорохи явно смущали Себа куда больше, чем меня: он даже заговорил со мной, пусть и нехотя.

— Откуда это дурацкое название? — спросил он, задыхаясь на подъеме.

— А?

— Монте-Кристо, — пропыхтел он. — Что это значит?

Ответить можно было по-разному. Я выбрал самый подходящий, на мой взгляд, вариант:

— Монте-Кристо — гористый остров неподалеку от побережья Тосканы. Он описан в моей любимой книге «Граф Монте-Кристо».

Себ немного помолчал. Похоже, упоминание книги на время заткнуло ему глотку. Но ему было то ли скучно, то ли страшно, и в итоге он спросил:

— И что там в книге происходит?

— Ну, — сказал я, — тысяча восемьсот пятнадцатый год. Молодого капитана Эдмона Дантеса ложно обвинили в тяжелом преступлении. Его подставили те, кого он считал лучшими друзьями. Много лет он сидел в тюрьме замка Иф. На острове, откуда, как считалось, сбежать было невозможно.

— И что дальше?

— Дальше Дантес сбежал.

— Как?

— Лег на место умершего товарища, охрана зашила его в мешок и выбросила в море. Он распорол мешок самодельным ножом и спасся.

— А потом? — Себ, сам того не желая, заинтересовался.

Интересно, ему рассказывали сказки на ночь или его богатеи-родители только поспевали поить малыша энергетическими напитками да укладывали его спать пораньше, не до сказок, когда надо соблюдать режим.

— Его подобрало торговое судно. Эдмон стал членом экипажа, а потом отправился на поиски острова Монте-Кристо, про который рассказывал ему тот товарищ в тюрьме. Будто на острове в давние времена был спрятан клад итальянского кардинала.

На самом деле сюжет был сложнее, однако я старался, как мог, упростить пересказ для Себа.

И на этом я прервался. Проверял, попросит ли он еще.

И Себ попросил:

— Так он нашел сокровище?

— Еще какое! С острова он уплыл богачом вроде… вроде Скруджа Макдака.

Себ помолчал, переваривая информацию.

— А потом?

— Потом он явился в свет совершенно другим человеком, графом Монте-Кристо. Красивым, сказочно богатым. Он сильно изменился за годы в тюрьме — повзрослел, получил образование, закалился. К тому же Эдмона Дантеса все считали мертвым. Он мог начать с чистого листа.

Себ призадумался. В темноте я не мог понять, какое у него при этом сделалось лицо. Наконец он спросил:

— Он отомстил всем тем, кто его подставил, когда сам стал богатым и могущественным?

— О да, — ответил я в темноту. — Он разделался со всеми, кто причинил ему зло.

И снова Себ призадумался.

— Круто, — сказал он наконец.

После этого подъем сделался круче, и мы оба предпочли молчать, пока не поднялись на самую вершину. Тут я сложил свое хозяйство и уставился на миллионы звезд. Так близко, словно рукой можно дотронуться.

— В Англии мы бы вычислили широту, ориентируясь на Полярную звезду, — сказал я Себу. — Это самый простой способ найти нулевой меридиан, воображаемую линию от Северного полюса до Южного. Но здесь мы этого, разумеется, сделать не можем.