Чеви Стивенс - Никогда тебя не отпущу

– Классно, что ты со мной, – говорит он. – Ночи длинные. Я привык создавать шум вокруг себя. Сейчас сплю только с включенным телевизором.

– Может, тебе завести собаку?

– Я подумаю. Было бы неплохо иметь компанию.

– Мы взяли пса из приюта, – говорю я, передавая ему следующую тарелку. – Его зовут Ангус.

– Да? Что за порода?

– Не знаю. – Я пожимаю плечами. – Он просто большой и лохматый.

– Отлично. Твоя мама всегда любила собак.

Мне хочется рассказать о нем больше, хочется рассказать, что Ангус – настоящий мамин защитник и хвостиком ходит за ней по двору, что он спит с ней, но он поймет, зачем я рассказываю ему об этом, и мне не хочется выводить его из себя.

– Что-нибудь случилось? – спрашивает он и тянется за тарелкой.

– Что ты имеешь в виду?

Он поднимает следующее блюдце.

– Как будто кто-то собирается вломиться в ваш дом. Поэтому вы взяли собаку, верно? Каков ее парень? – Его вопросы сыплются так быстро, что у меня нет времени их обдумать.

– Все хорошо. Грег милый – он помог врезать дверь для пса.

Он перестает вытирать тарелку.

– Собачья дверь ? На кой черт она ей?

Я вздрагиваю, оцепенев от его тона, как будто мама – самая тупая женщина на планете, в таком духе.

– Уж пришлось, потому что она работает допоздна, и мы подумали, что теперь-то все будет в порядке, ведь никто не проберется через дверь. И даже если это случится, Ангус откусит им головы. Он действительно огромный.

Его плечи опускаются, но это больше похоже на то, что он заставляет их опуститься, напоминая себе, что нужно расслабиться.

– Извини, – говорит он. – Я на мгновение вышел из себя, как заботливый папаша.

– Ага. Есть чуть-чуть.

– Похоже, что мама заботится о собаке. Я рад, что у нее есть помощник. – Он вытирает еще несколько блюдец. – Ты доверяешь этому Грегу?

– Он совершенно безобиден. Сделает для нее все, что угодно. Завтра, например, будет бегать по магазинам за покупками для ее рождественской вечеринки. – Он смотрит на меня, и я понимаю, что ляпнула лишнее. Мама убьет меня. – У нее будет много гостей. Много.

– Ей это полезно.

У него такой голос, словно он действительно успокоился. Наверное, я не поняла истинную причину этих расспросов. Он хотел убедиться, что с нами все в порядке. Мы домываем последние блюдца в молчании.

Затем он говорит:

– Знаю, что ты не можешь долго задерживаться, но я хочу кое-что подарить тебе. Посиди секундочку на диване, я сейчас кое-что принесу, хорошо? – Он идет в спальню и выходит из нее с яркой коробкой. – Я не очень-то умею оформлять подарки.

Мои щеки начинают гореть, когда снимаю серебристую бумагу. Чувствую, что он наблюдает за мной с другого конца дивана. Я волнуюсь, мне не хочется это выдавать, но я не могу скрыть выражение своего лица. Когда снимаю последний лист бумаги, то с удивлением обнаруживаю под ним красивую деревянную шкатулку и поглаживаю ее пальцем. Она размером примерно десять на десять дюймов, пахнет свежим кедром и поблескивает глянцевой золотистой краской.

– Ты ее сам сделал? – Голос у меня вязкий и хриплый.

– Один из парней, с которым я работаю, одолжил мне инструмент и пустил в свою мастерскую. Я уже и забыл, сколько удовольствия я получал от работы руками. Я подумал, что, может, тебе захочется где-то хранить свои принадлежности для рисования.

– Она такая красивая, – говорю я. – Наверное, ты потратил много времени на нее.

Денег ему хватает. Он мог бы купить что угодно, но решил сделать для меня нечто особенное.

– У меня много свободного времени.

– Большущее тебе спасибо. Мне нравится. – Я смотрю на него и вижу, что он в восторге от моей реакции. – А я тебе ничего не принесла.

– Нет. – Он трясет головой. – Ты не должна. В следующем году, да?

– Я не знаю. Ты все еще должен мне за последние десять лет. Я имею в виду, что шкатулка – это здорово, но ты должен продолжать дарить мне подарки, если ты действительно хочешь мне понравиться. – Уже во второй раз я говорю с таким сарказмом и тут же съеживаюсь. Подумает ли он, что я груба? Или ожидаю подачек?

– Ничего себе, – говорит он. – Я только что вручил давно потерянной дочери подарок от души, и тут оказывается, что она, пожалуй, предпочла бы айпад. – Он улыбается, давая понять, что шутит. – Когда это ты стала таким разрушителем незабываемых моментов?

– А когда ты стал шутником?

– Побочный эффект трезвости. – Он пожимает плечами. – Когда вся твоя жизнь катится к чертям, ты должен научиться смеяться или в конце концов повесишься на простыне в своей камере.

Он поднимает кусок оберточной бумаги, упавший на пол, заглаживает один край снова и снова.

– Ты хотел умереть? – тихо спрашиваю я.

Он кивает.

– Я не знал, как я проживу там десять лет, и я долго ненавидел себя за то, что сделал тебе и твоей матери. Что я с ней сделал…

В какой-то миг мне кажется, что он все еще говорит о маме, потом я понимаю, что он подразумевает ту женщину, которую он убил. Он даже не может назвать ее имя.

– Ты имеешь в виду Элизабет.

Он смотрит на меня.

– Да. Элизабет Сандерс. – Он встряхивает головой, вертит в руках бумагу. – Но я не уйду без боя. Я должен доказать, что могу измениться.

– Мне кажется, что ты уже изменился.

Наши глаза встречаются, он улыбается.

– Да?

Сейчас мне стыдно, как будто я слишком многое признала, лицо горит. Мне хочется что-то сказать, чтобы разрушить этот момент, напомнить ему, что я все еще злюсь на него и что он все еще не прощен, но, похоже, я не могу вернуть эти чувства. Мне пора уходить. Я смотрю на телефон.

– Через несколько минут за мной заедет Делейни. Я должна встретить ее у въезда.

– Вы собираетесь на выходных как-то развлечься?

– У нас завтра вечеринка.

Так странно быть честной с ним. Мама думает, что мы с Делейни пойдем на рождественский фильм, который нам очень хотелось посмотреть. Она была не против того, что я пропущу ее праздник, но уж точно разозлится, узнав, что я променяла ее вечеринку на другую.

Он поднимает брови:

– Вечеринка? С алкоголем?

– Не знаю, может быть. Но Делейни не пьет за рулем.

И тут я понимаю, что сказала. Как можно быть такой тупой?

Он улыбается своей фирменной улыбкой и говорит:

– Если нужно будет вас подвезти или вдруг погода испортится – звони. Для моего грузовика снег не беда.

– Ладно. Спасибо. – Я встаю, он тоже поднимается, и мы направляемся к двери.

– Спасибо, что пришла, – говорит он, когда я обуваюсь.

– Спасибо за ужин.

Он подходит ближе, и я уверена, что он хочет обнять меня, но я не чувствую, что готова к этому, быстро открываю дверь и выхожу.

– Софи, – говорит он, – могу я спросить кое о чем?

Я поворачиваюсь.

– Да? – Я жду, беспокоясь, что он станет спрашивать о маме.