Сабина Тислер - Похититель детей

Энрико проснулся внезапно. Он молниеносно вскочил на ноги и сквозь трещину в стене посмотрел на улицу. Было уже светло. Он проспал драгоценное время, которое у него было.

В ярости он ударился головой об стену и взглянул на Яна, лежавшего на спине прямо у сырой стены. Его шея была вытянута, рот слегка приоткрыт, пальцы скрючены, как когти. Его веки дрожали, и он еле дышал.

Энрико инстинктивно чувствовал, что у него оставалось не так много времени, и лихорадочно соображал, что же делать. Бежать? Оставить Яна здесь? Попытаться убежать вместе с ним? Но куда? Если они ищут ребенка, то будут искать везде. Теперь он нигде не мог чувствовать себя в безопасности.

«Они меня не поймают, — подумал он и сам себя успокоил, — они меня не поймали все предыдущие разы, не поймают и на этот раз».

Вдруг он застыл и некоторое время, прислушиваясь, стоял неподвижно. Где-то вдали слышались голоса, которые медленно, очень медленно приближались. Лаяли собаки, и время от времени раздавался короткий свист.

Энрико кивнул и улыбнулся. Бежать было слишком поздно. Они застрелят его. А если в этой жизни было что-то, что он в любом случае хотел определять сам, так это то, когда ему умирать. Если он не станет жертвой несчастного случая, то ни за что не выпустит из рук решение о времени и способе своей смерти, не отдаст его даже смертельной болезни, и уж ни в коем случае — взбесившимся карабинерам, жаждущим хоть раз в жизни использовать свое оружие. И он не оставит им Яна. Яна, который сейчас принадлежал ему, как все те, кто до самой смерти принадлежали только ему одному. Нельзя, чтобы в больнице Яна подключили к аппаратуре и насильно вернули к жизни. Ян должен уйти. У него на глазах. Может быть, немного быстрее, чем другие. Он подарит ему покой, он освободит его…

Ян не почувствовал, как чужая рука почти нежно обхватила его шею и сжала ее. А потом ослабила хватку, чтобы снова сжать. У него не осталось возможности ни молить Бога, ни позвать своих матерей, ни попросить прощения у сестры за мелкие ссоры. Он больше не мог плакать и сопротивляться, он не чувствовал боли и страха. Он был полностью во власти своего убийцы.

Можно назвать иронией судьбы то, что именно Джианкарло первым обнаружил за живой изгородью из ежевики дыру в каменной стене Каза Иль Нидо. Джианкарло подал знак всем отойти назад, снял оружие с предохранителя и пустил вперед собак, которые моментально прыгнули внутрь темного дома.

Джианкарло мысленно сосчитал — двадцать один, двадцать два, двадцать три — и хотел уже сунуть пистолет назад в кобуру, как раздался оглушительный душераздирающий вой собак, который перешел в злобный лай.

Джианкарло протиснулся через дыру в стене, за ним — двое его коллег. Его сердце бешено билось, он задыхался. В ярком свете карманных фонарей, которые держали в руках полицейские, склонившись над телом Яна, на корточках сидел Энрико и абсолютно не реагировал на то, что творилось вокруг Собаки сидели рядом с ним, но уже не лаяли. Не раздумывая, Джианкарло бросился на Энрико и рванул его назад. Тот мягко перекатился на спину и даже качнулся взад-вперед, словно хотел спровоцировать полицейского. Потом все произошло очень быстро. Тренированным движением Джианкарло захватил запястья Энрико и защелкнул на них наручники.

Один из полицейских занялся Яном.

— Быстрее вызывайте врача! — закричал он. — У мальчика, похоже, есть слабый пульс. Черт возьми, он еще жив!

— О, — тихо сказал Энрико, — этого я не хотел.

И его холодное высокомерие превратилось в оцепенение.

Когда Марайке вернулась домой, Беттина и Эдда неподвижно, словно две гипсовые фигуры, сидели на террасе. Она ничего не сказала, а Беттина ничего не спрашивала, потому что у Марайке на лице было написано, что они не нашли Яна. Никаких известий, никаких следов. Энрико и Ян бесследно исчезли.

Марайке села, и Беттина дрожащими руками налила ей чашку еле теплого кофе.

— В настоящий момент мы ничего не можем сделать, — сказала Марайке. — Совсем ничего. Только ждать и надеяться, что они его найдут. Что они его найдут еще живым.

Она обхватила чашку руками, словно хотела согреться от практически холодного кофе.

— Поэтому он столько лет не совершал больше убийств в Германии. Потому что продолжил это здесь, в Италии. Он прятался в горах и изображал из себя великого любителя искусства и отшельника. И он оставался безнаказанным, пока не совершил огромную ошибку.

— Какую?

— Он не должен был продавать дом, в котором совершил убийство и спрятал труп, матери своей жертвы.

— Почему Ян? Почему же еще и Ян? — Беттина встала и бросилась Марайке на шею. — Держи меня крепче, — прошептала она. — Я больше этого не выдержу.

— Еще не все потеряно, — пробормотала Марайке, на секунду обняв подругу, и эта секунда показалась им вечностью.

Зазвонил мобильный телефон. Беттина и Марайке вздрогнули одновременно. Эдда взяла телефон.

— Нет, Майки, мы сейчас не можем разговаривать, линия должна быть свободна. Пропал мой маленький брат, и полиция ищет его. Да, я сразу позвоню, как только его найдут, и тогда мы снова сможем поговорить. Да, конечно. Пока.

Она отключилась и положила мобильник на стол.

Марайке подсела к ней и обняла за плечи.

— Надеюсь, ты скоро снова сможешь разговаривать с Майки по телефону, — сказала она.

В девять часов в Ла Пекору приехали Анна, Гаральд и Кай. Они не выдержали пребывания в Валле Коронате, куда невозможно было дозвониться и где они были отрезаны от всего, что происходило.

Элеонора приняла две таблетки от сердца и взяла на себя обеспечение всей группы ожидающих свежим горячим кофе и панини, горячими бутербродами с колбасой и сыром. Исчезновение Яна и почти стопроцентная уверенность в том, что милый и всегда готовый помочь Энрико является серийным убийцей детей, потрясли Элеонору и вызвали у нее тахикардию.

Анна молчала, но производила впечатление спокойного и собранного человека. Неизвестность закончилась. Ее сын был мертв, он перенес ужасные мучения, но все это уже позади. Она уже не могла ничем ему помочь, она лишь хотела, чтобы у него была достойная могила, куда она могла бы приходить. Одна, и чтобы никто ей не мешал Он бы продолжал жить в ее мыслях, и она бы видела его таким, каким он был до Страстной пятницы 1994 года.

Гаральд не мог усидеть на месте. Его, который основным принципом своей деятельности считал клятву Гиппократа, всю ночь одолевали фантазии, связанные с применением силы. Впервые в своей жизни он почувствовал огромное желание убить другого человека. На последствия ему было наплевать. Если бы Энрико попался ему в руки, он бы это сделал.

Солнце поднялось выше. Почти вся терраса была залита солнечным светом, и казалось, что день снова будет таким же теплым, как день середины лета в Гамбурге.