Сабин Дюран - Солги со мной

Время едва ползло. Я чувствовал себя грязным от жары и пота. Несколько раз принимался барабанить в дверь, и с пятой попытки в ней открылось окошко и появились глаза моего коренастого тюремщика. Он вопросительно мотнул головой. Губы шевельнулись.

– А?

– Сколько еще меня будут здесь держать? Это незаконно! Мне не предъявили обвинение! Сутки наверняка уже прошли! Вы обязаны меня выпустить!

Окошко закрылось.

Позже, когда стемнело, я снова забарабанил. Опять и опять, пока не начала саднить ладонь. На стук никто не откликнулся.

На следующий день пришел Гаврас и заявил, что мои жалобы безосновательны. Тридцать шесть часов – пустяк! У них вполне есть на это право. А мне лучше поберечь силы…

Что-то в его манере изменилось, сонливость в глазах уступила место радостному возбуждению, жажде действия.

Он провел меня, крепко держа за локоть, в кабинет, где раньше показывали ордер. За столом появился новый персонаж – высокий мужчина в черном костюме, бледной рубашке в полоску и широком темно-синем галстуке. Седые волосы, черные брови – еще один волк. Тот самый старший по званию. Я понял это по маленькому заискивающему кивку лейтенанта при входе в комнату. Незнакомца окружал ореол власти и высокомерия. Голова набычена, глаза прищурены. Пиджак был немного широковат в плечах, а обручальное кольцо, которое он крутил, болталось на пальце. Я подумал, что он, видимо, недавно похудел.

Его представили мне по должности, не по имени.

– Анакритис, – произнес Гаврас, слегка кивнув головой, – судебный следователь. Собирает доказательства.

– Ясно.

Гаврас снова спросил, нужен ли мне адвокат. Я сказал, что нет, что все это – абсурд, высосанный из пальца, и что я ничего не сделал. Он сел рядом с коллегой и положил перед ним кожаный портфель. Женщина в углу включила на столе рядом с собой маленький диктофон. Взяла блокнот и ручку.

Я спросил, на каком основании меня здесь держат.

Долгое молчание.

– Вы честный человек, мистер Моррис? – Гаврас не сводил с меня пристального взгляда.

– Надеюсь.

– Вы обычно говорите правду?

– Я говорю правду сейчас.

– И вы говорили правду, утверждая, будто посетили доэллинское поселение в Окарте, руины, которые закрыты на реставрацию, на автобусе, который по пятницам больше не ходит?

Я постарался не отводить глаза.

– Ладно, я не ездил на автобусе смотреть развалины, но этому есть невинное объяснение. Совместный отдых, знаете ли, чужие дети. Мне просто нужен был день без всего этого…

– Вы проживаете по адресу, который мне дали?

– Ну, в данный момент – нет. Но я там жил до того, как… Послушайте, какая разница?!

Я повысил голос. Анакритис, который до сих пор молчал, произнес на безукоризненном английском:

– Вы человек вспыльчивый, мистер Моррис?

– Нет, – твердо ответил я. – Не вспыльчивый.

Я откинулся на стуле и бросил взгляд на стенографистку. Она смотрела на меня, но тут же опустила голову и продолжила строчить в блокноте.

– Когда все идет не по-вашему? Когда вы устали? Когда… – Все еще улыбаясь, он показал, как будто отхлебывает из бутылки.

– Нет, – повторил я.

– А ваши аппетиты, мистер Моррис, вы охарактеризовали бы их как нормальные?

– Мои аппетиты?.. Нормальные?.. Разумеется, они нормальные! Да, мои «аппетиты», как вы их называете, самые что ни на есть нормальные!

– Вы увидели Лору Крэтчет около «Клуба-19» в час двадцать ночи пятого августа и набросились на нее сзади? – продолжал судебный следователь.

– Нет.

– Потащили ее в переулок между клубом и ювелирным магазином «Афина», прижали к стене и сорвали с нее нижнее белье?

– Нет!

– Надели презерватив и изнасиловали ее, мистер Моррис?

– Нет! Нет! Конечно, нет! Меня там не было и я бы не… Нет!

Ручка, которой писала женщина, поскрипывала по блокноту, солнце падало на пол ярким квадратом, искусственные цветы утопали в пыли, билась о стекло муха.

– Не хотите изменить свое решение касательно адвоката, мистер Моррис? – поинтересовался лейтенант.

– Мне не нужен адвокат! – рявкнул я. – Меня там не было, я абсолютно невиновен в преступлении, в котором вы меня обвиняете! Собственно, говорить больше не о чем, и я требую, чтобы меня отпустили!

Женщина перевернула страницу, держа наготове ручку. Анакритис поправил пояс брюк.

Гаврас сложил ладони вместе, как в церкви, и сделал глубокий вдох.

– Что ж, мистер Моррис, перейдем к следующему вопросу…

– Какому еще вопросу?

Он ответил бесстрастным взглядом.

– На этой неделе у меня сложилось впечатление, что это ваш первый приезд на остров. Но вчера, когда вы пытались уехать из Агиос-Стефанос, миссис Хёрли упомянула, что десять лет назад, ночью, когда пропала ее дочь, вы, оказывается, были в поселке.

Мое сердце заколотилось.

– Ивонн так сказала? Ивонн сказала, что я был в поселке?

– Она не хочет упустить ни малейшего шанса, что и понятно.

– А может, просто запутывает следствие? Вы об этом подумали? Я и не скрываю, что был тогда в Стефанос. Но я уехал задолго до трагедии. Эндрю посадил меня в такси.

Говоря это, я вспомнил слова Элис: «Слил тебя в такси». Осколки воспоминаний: хлопок дверцы, профиль узкого лица Эндрю в окне, его ладонь на крыше машины, когда она уже трогалась, мир, плывущий перед глазами, тошнота…

– Два свидетеля утверждают, что видели вас в Стефанос тем вечером гораздо позже. Одна из них – англичанка, живущая в Эпитаре, вспомнила, что столкнулась с вами в «Клубе-19».

– Какая англичанка? Ники Стенхаус? Я только в среду с ней познакомился! Она не говорила, что видела меня раньше!

– Вторая свидетельница, пожилая местная жительница, помнит, как вы шли вверх по холму в сторону апартаментов «Барбати», туда, где сейчас «Делфинос резорт».

– Что? Это бред!

– Вместе с молодой девушкой.

– Вы издеваетесь!

– С вами не было девушки?

Я рылся в памяти.

– Верно, в клубе я познакомился с девушкой, хотя это было гораздо раньше, не вечером, еще даже не стемнело. Но она была из Голландии. Мы пошли к ней в комнату. И не спрашивайте, как ее звали – я забыл, если вообще знал…

– И сколько было лет этой девушке из Голландии?

– Не знаю. Восемнадцать, девятнадцать…

– А не четырнадцать?

На шее сзади у меня запульсировала жилка.

– Это абсурд! Вы серьезно допрашиваете меня в связи со смертью Джесмин?! – Я перевел взгляд с одного полицейского на другого, ища какую-то брешь, просвет среди хмурых лиц, намек, что это шутка. – Безумие!

Гаврас опустил взгляд в свои записи и, не поднимая глаз, произнес:

– Зачем вы купили гидроксид натрия?

Прошла секунда, прежде чем я понял вопрос.

– Для оливок.

– Каких оливок?

– Элис хотела замариновать оливки.