Сабин Дюран - Солги со мной

– Я не знаю, как она попала в колодец, но это ошибка, розыгрыш! Если она моя, то никак не могла пролежать там десять лет! Я надевал ее в Лондоне несколько недель назад. Если вы меня отпустите, я ее вам пришлю. Я ее куда-то задевал, но…

Внезапное извержение, фейерверк, фонтан надежды…

– Спросите Элис! Она ее видела, я ей показывал! Пару недель назад… Может, три или четыре… До того, как мы сюда приехали.

– Спросить Элис?

– Миссис Маккензи. Спросите ее, позвоните прямо сейчас. Она все объяснит! Пожалуйста!

Вернувшись в камеру после допроса, я колотил по двери и кричал: «Приведите Элис! Приведите Элис!» В гнетущей тишине ночи встал на скамью, поднял лицо к прутьям решетки на окошке под потолком и истошно звал: «Элис!» Думал ли я, что мои мольбы долетят до нее, что слова мои пронесутся над холмом, просочатся под дверь спальни и проникнут ей в уши?

К тому моменту, когда дверь открылась, я наконец уснул. Краткое забытье, осипшее горло, неудобно повернутая шея. В состоянии крайнего истощения организм цепляется за любую возможность отдохнуть – теперь я в этом убедился.

Она стояла в дверях.

– Элис! – Я с трудом встал на ноги. – Наконец-то! Слава богу, ты пришла!

Рядом с ней маячил Гаврас, и я запнулся. Отчасти из-за того, как он отодвинулся лишь самую малость, чтобы ее пропустить, не оставляя просвета между собой и косяком; как захлопнул дверь, едва они оба оказались внутри; как прислонился к двери, непреклонно глядя из-под нависших век… Отчасти из-за того, что ее наряд был так тщательно продуман – дорожная одежда: черные брюки три четверти, белая рубашка, мягкий хлопковый джемпер, повязанный на плечах, темно-синие балетки… Неужели я настолько утратил счет времени? Уже воскресенье, и она едет в аэропорт?.. Но главное – выражение ее лица, пустые, холодные глаза. Казалось, сердце мое сейчас остановится.

– Пол, – произнесла она, держа в руке мой твидовый пиджак. – Подумала, тебе пригодится. Там, куда ты отправишься…

– Элис…

Я сделал шаг вперед, но пиджак не взял, и она положила его на пол. Гаврас жестом показал, что я должен сидеть. Игнорируя его, я застыл на месте.

– Ты мне поможешь, да? – спросил я наконец и потянулся, чтобы до нее дотронуться.

Она не подошла ни на шаг. Я уронил руку.

– Чем помочь, Пол?

Может, Гаврас ей уже на меня наговорил? Надо, чтобы она поняла…

– Элис, – начал я, понижая голос и стараясь говорить быстро, в надежде, что он не разберет, – обвинение сфабриковано. Все, что они говорят, неправда. – Я посмотрел на Гавраса, который пожал плечами. – Элис, пожалуйста, мне просто нужно, чтобы ты объяснила, что я не имею никакого отношения к смерти Джесмин. И изнасилованию. Дело серьезное! Мне нужно, чтобы ты сказала правду.

Она стояла очень тихо. Жесткая линия плеч чуть смягчилась. Или мне показалось?

– Что я должна им сказать, Пол?

– Про Джесмин, «Тойоту», футболку… Про щелочь…

– Щелочь? Не понимаю.

– Скажи, что ты велела мне купить щелочь, чтобы мариновать оливки.

Она наморщила лоб.

– Оливки? Щелочь?

– Гидроксид натрия, – пояснил Гаврас с легким поклоном.

Элис озадаченно качнула головой.

– И что ты просила меня починить машину, – продолжал я. – И поэтому я пошел в сарай, поэтому брал в руки гаечный ключ и бандану. Я не знаю, как они попали в колодец – кто-то бросил их туда, чтобы меня подставить.

Элис сжала руки на животе. Ее глаза были пусты.

– Если бы я хотела ее починить, зачем бы стала просить тебя?

– Потому что ты знала, что когда-то я работал механиком.

– В самом деле?

Она смотрела на меня в упор. В воздухе повеяло стужей.

– Я тебе говорил, помнишь?

– Настоящим механиком? – переспросила она.

Меня охватила зловещая тревога, по коже пробежала дрожь.

– Футболка… – медленно выговорил я. – Из клуба «Зевс», та, которую ты терпеть не можешь. Скажи лейтенанту, что она была у меня в Лондоне несколько недель назад! Ты ее видела!

Она быстро облизала языком нижнюю губу. Не разжимая пальцы, потерла друг о друга ладони.

– Какая футболка, Пол?

– Из ночного клуба в Элунде, «Зевс сведет тебя с ума».

Я видел, как вздымается ее грудь. Медленно выдохнула.

– Та, в которой ты был в день исчезновения Джесмин?

– Да, да, та! Скажи ему, что ты видела меня в ней в Лондоне. Скажи ему!

Она бросила взгляд через плечо. Гаврас переступил с ноги на ногу и приподнял голову.

– Я надел ее под свитер и показал тебе в спальне, в Клапхеме. Помнишь? В шутку. В смысле, «я сведу тебя с ума». – Я понизил голос. – Неужели не помнишь? Ты сказала, что терпеть ее не можешь. Сняла с меня, мы занялись любовью…

Она покачала головой.

– Элис, футболка…

Я втянул воздух, чувствуя, как напрягается каждая мышца на лице. Мой последний шанс, ее последний шанс…

– Почему ты молчишь?

Когда уголки ее рта поползли вниз и она покачала головой, у меня в груди разверзлась пропасть.

Только Элис могла украсть футболку, только она могла бросить ее в колодец!

Я подумал о выражении ее лица у бассейна, еще до того, как мы узнали, что именно нашел Гаврас. Как быстро она вскочила! Как сильно ее удивление смахивало на страх! – Потому, что она знала, что там Джесмин! Она ждала этого долгие дни, прислушиваясь к каждому рыку техники, громыханию экскаваторов и треску отбойных молотков.

– О Элис… – Я резко опустился на жесткую скамью. – Ты знаешь, кто ее убил…

Она повернулась и пошла к двери. Наклонилась и неловко поправила соскользнувшую с пятки лодочку. Кожа задника была мягкая и смята гармошкой.

– Не знаю, о чем ты.

– Ты кого-то покрываешь, да? О Элис! Так же, как покрываешь Луиса!

Она запнулась, посмотрела на Гавраса и снова на меня. Времени оставалось мало, и я выпалил:

– Это Ивонн? Или Эндрю? Как ты можешь позволить им думать, что это я? Что ты делаешь?! Ты знаешь, что я не имею никакого отношения к смерти Джесмин!

Она помедлила. Гаврас открыл дверь и уже наполовину вышел, делая ей знак следовать за ним.

Ее плечи дрожали. Я подумал, что она плачет, но ошибся.

– Могу я на минуту остаться с мистером Моррисом наедине? – спросила она.

Они с Гаврасом шепотом посовещались; дверь со щелчком захлопнулась. Элис пересекла комнату, подошла к скамье и наклонилась к моему уху.

– Ты имеешь отношение к смерти Джесмин! И еще как!

Придвинулась ближе, оперлась о меня грудью, чтобы не упасть. Наши щеки соприкасались.

– «Гиоргио», в ночь, когда она умерла!

– Не понимаю.

– Твои жестокие слова о Флорри… – Она качнулась назад на пятках и продолжила более спокойно: – Если ты дрянной человек и говоришь такое, будут последствия. Я тогда чувствовала себя немного лучше. Эндрю и я – мы разговорились с французской парой. На несколько секунд я позволила себе забыть свое горе. А потом – ТЫ. Я не могла этого вынести. Не могла дольше там оставаться. Эндрю умолял не уходить или позволить ему меня отвезти, но мне просто надо было немедленно оттуда сбежать, оказаться вдали от людей… Всех… Я… Мне не следовало садиться за руль. Я была пьяна, я плакала, перед глазами расплывалось. Я не могла вести машину. – Она стиснула зубы. – Но я поехала, из-за тебя! Так что да, ты виноват, ты имеешь отношение к смерти Джесмин!