Валентина Назарова - Когда тебя нет

— Ты можешь не говорить дальше.

— Да?

— Да.

Она закусывает губу.

— Когда она открыла дверь в ванную комнату и я увидела ее опухшее от усталости и слез лицо, отклеившийся уголок ресниц, я так хотела обнять ее, прижать к себе, сказать, что все будет хорошо. Она была рада мне, так сильно, что полезла ко мне в остывшую воду. Рита попросила сделать погорячей и, смеясь сквозь слезы, говорила мне, что любит меня больше всех на свете. А потом ее лицо почернело от злости — она вспомнила. Вспомнила о том, как Олли флиртовал со мной в баре. Я увидела это у нее в глазах. Она ударила меня по лицу, наотмашь, безо всякого предупреждения. У меня из глаз сразу покатились слезы, это был рефлекс, мне было их не остановить. И тут она начала говорить. Оказалось, она знала, кто я, в смысле, что Миша — мой родственник. И что я ничтожество, которое подослали, чтобы стать ее заменой. Я не могу сказать тебе, как она называла меня, что говорила. И я готова была все стерпеть, если бы только не этот холод в ее голосе, будто мы чужие.

— Рита сказала, что все смеются надо мной за моей спиной и называют маньячкой, влюбленной в нее. Потом она приказала мне встать в полный рост, и я зачем-то послушалась ее. Тогда она начала смеяться над моим телом, моими толстыми бедрами и маленькой грудью. Говорить мне, что Олли никогда бы не стал спать с такой жалкой тупой уродиной. Я хотела, чтобы она замолчала, просто перестала, просто закрыла рот, понимаешь. Я думала, она любила меня, а Рита сказала, что это все было не по-настоящему. Она… врала мне, притворялась. Имитировала все, чтобы держать врага ближе. Она смеялась, так истерично и так гадко, а я умоляла ее замолчать и дать мне уйти, а она не отпускала меня. Тогда я толкнула ее в грудь, изо всех сил, а потом схватила свою одежду и убежала. Я забыла ключи в квартире. Как оказалось, я вышла с другой стороны и меня не видела камера над магазином по соседству. Поэтому они и решили, что в квартире не было больше никого, только Рита и мужчина, которого она привела с собой. Но его не смогли опознать, никто, кроме тебя. — Лиза крепче обнимает колени, ежась на холодном полу.

— Вот так вот, — усмехается она, минуту спустя. — А теперь ты решаешь, звонить копам сейчас или ждать утра. Мне все равно.

— Мне тоже.

— После я вернулась обратно к парням из стартапа. Один из них, тот, с которым ты больше всех разговаривал тогда в баре, где играл Олли, видел, как я возвращалась. Он выходил покурить. То место, что-то вроде апарт-отеля, поэтому он не удивился, когда я сказала ему, что ходила за льдом в автомат, но он оказался выключенным. Я выпила полбутылки виски и уснула на диване в гостиной. Наутро я проснулась и пошла на встречу, по пути купила чистую рубашку в «Заре», потому что не успевала зайти в квартиру. Мне было плохо, виски гудели, голова раскалывалась, я даже не вспомнила ничего, только удивилась, что Риты не было, — она издает короткий смешок. — Я ведь не думала, что она могла взять и умереть, понимаешь. Я ведь не убийца, я просто хотела, чтоб она прекратила меня обижать. Мне было больно.

— Помню, когда я приехала, кругом были копы и «Скорая», мимо меня прошел парень в форме парамедика, со щелчком стаскивающий с руки латексную перчатку. Почему-то в память врезался этот звук — сухой хлопок резины о кожу и то, как он на секунду скривил лицо от боли. Странно, да? Такая случайная деталь так глубоко засела в голову.

Лиза встает с места, проходит круг по комнате, потом останавливается, глядя куда-то сквозь влажную снежную мглу.

— Я пыталась научиться с этим жить. Стоит ли говорить, я немного съехала с катушек, Серж. Я поняла это только тогда, когда встретила тебя. До этого, целый год, я просто жила, как биологический организм, вся моя деятельность сводилась к немногим инстинктам, основным из которых была какая-то необъяснимая тяга ко всему, что связано с ней и с тем, что случилось той ночью. У нее не было семьи, а у меня был ключ от ее квартиры. Она сама дала мне его, еще давно. В первый раз я пришла туда для того, чтобы выбрать платье, в котором ее можно было похоронить. Потом — чтобы найти какие-то документы. Мне казалось, что если в ее туфлях кто-то ходит, это как будто бы делает ее чуть менее мертвой, если кто-то красит губы ее помадой, курит ее сигареты, спит в ее кровати… она как будто продолжает жить, какая-то часть ее, реинкарнация. Но это не касалось ее работы, занимать ее должность я не могла, это было бы предательством.

— Я уволилась из «Лавера», я не могла там быть, особенно глядя на то, как в Ритин офис за Ритин стол посадили каких-то людей, как засохли на подоконнике ее фиалки. Я нашла работу в продажах и стала ездить по конференциям. На одной из них я столкнулась с Оливером. Ну, может, не совсем столкнулась. Я… мне хотелось увидеть его снова, чтобы понять, такой ли он монстр, каким он рисовался в моей голове после той ночи. Ведь если бы не он, Рита была бы жива. Плюс ко всему, он видел меня той ночью в квартире. Одно его неосторожное слово могло означать конец всего. Нет, я не стремилась избежать наказания, просто я уже была наказана, тем, что лишилась ее, понимаешь? Я следила за ним в соцсетях, я пришла туда, где он был. Он был опасен для меня, я не знала, что с ним делать. Зато он отлично знал, что делать со мной. В ту ночь я пила абсент и трахалась с ним, даже не снимая обуви. Мы стали спать друг с другом от случая к случаю, немного общаясь на отвлеченные темы в перерывах. Иногда он писал мне по ночам, тогда я присылала ему фотки своих трусиков. Я говорила себе, что делаю это потому, что так хотела бы Рита, что это она, она делает это через меня, через мое тело. Что мне нужно продолжать чувствовать его в себе для того, чтобы она не умирала до конца. Понимаешь? Как будто так я смогу быть ближе к ней, к моей любимой, единственной, к той, ради которой только и можно жить. Я стала гребаной жрицей богини Риты.

Я слушаю ее, не перебивая. Слова текут и текут из нее, воздух в комнате становится вязким и скользким, как вода, выходящая из легких утопленницы. Как объяснить ей, что мне правда плевать, что она убила ее и убила Олли? Я жду, пока она дойдет до этого сама. Наконец, она замолкает.

— На самом деле это все ложь, — Лизин голос снова меняется, теперь он больше похож на знакомый и родной, смеющийся. — Я была с ним потому, что это был единственный способ держать его близко. А пока Олли близко, я могла хоть как-то контролировать его и быть уверенной в том, что он никому ничего не скажет. Впрочем, он даже не задумывался над тем, что видел. В ту ночь, когда ты написал мне, что все знаешь, что Олли был с ней, я не могла допустить, чтобы вы встретились. Вы так хорошо поладили, это пугало меня, вдвоем вы бы легко докопались до истины. Поэтому я увела его наверх.