М Беннетт - Охота

Всю дорогу по склону я неотрывно смотрела на его заострившееся лицо. Шафин то был близок к обмороку, то приходил в себя, твидовый рукав потемнел от крови.

Нел ему улыбнулась.

– Теперь я несу тебя вниз с холма, – пошутила она.

Он посмотрел на нее, сфокусировал взгляд и тоже постарался улыбнуться. Потом голова его откинулась вбок, веки сомкнулись.

Из дома навстречу нам хлынула огромная толпа слуг, за ними по пятам следовали жирные лабрадоры Генри. Мужчины сняли Шафина с носилок. К этой минуте он окончательно пришел в себя и мог идти, опираясь на кого-нибудь. Двое помощников дворецкого отвели его в холл для обуви. Мы все пошли следом. Шафина уложили у камина посреди хаоса из тростей, высоких сапог – рядами, был тут и костюм для подводного плавания. Лабрадоры принялись его обнюхивать, а Нел, словно и не боялась собак, присела рядом с раненым, прямо-таки Флоренс Найтингейл.

– Может, мне выйти во двор навстречу «скорой»? – предложила я.

Генри тупо на меня уставился.

– Вы же вызвали «скорую»?

Генри обернулся к своему истукану-егермейстеру:

– Идеал, сходи в деревню за врачом.

– Господи! – возопила я. – Да очнитесь же!

Сама-то я очнулась. Этот выстрел на вершине холма как будто пробудил меня от сна, от прекрасного сна о былых временах. Он проделал огромную зазубренную дыру в грезах того утра. Ухватив Генри за руку, я потащила его вон. Идеал следовал за нами тенью.

Во дворе я могла сказать все то, что не следовало слышать Шафину.

– Любить древность – очень мило, но сейчас у нас неотложный случай! Он истекает кровью! Что, если он умрет?

– Не умрет, – сказал Генри. – Это поверхностная рана.

И все же, снисходя к моим тревогам, велел:

– Поторопись, Идеал!

Идеал коснулся головного убора и двинулся прочь, не слишком-то проворно, должна сказать, в сторону конюшни.

– Он что, верхом поедет? – возопила я.

В точности так поступили в «На охоте», но это было до чертовой ПЕРВОЙ мировой.

– Разумеется, нет! – рявкнул Генри. – Машину возьмет.

– Но Шафина следует отвезти в больницу.

– Ближайшая больница в полутора часах езды отсюда.

Тут я немного остыла. Если так, то, вероятно, распоряжения Генри были разумны: так быстрее всего Шафин получит медицинскую помощь.

Но дыхание никак не успокаивалось. Генри накрыл мою ладонь своей, но на этот раз я не ощутила электрический разряд.

– Так будет лучше, – сказал он мягко. – Доверься мне.

В том-то и беда: я, кажется, утратила доверие.

В тот вечер, когда Шафина подстрелили, я никак не ожидала очередного парадного ужина.

А следовало бы уже понимать: понадобится что-то посерьезнее, чем подстреленный гость, чтобы аристократы отказались от трапезы.

Долго, долго я сидела на кровати в «Лоутере», мерзла, хоть в камине и пылал веселый огонь, все думала, смотрела слепо на умиравший за окном свет. Джеффри следил за мной и молчал. Вот что хорошо в Джеффри: он знал, когда лучше помолчать и дать человеку подумать.

Явилась Бетти с моей одеждой, но я даже не дала ей войти в комнату и положить этот наряд на кровать.

– Бетти! – резко остановила я ее. – Сегодня я оденусь сама. Больше ничего не надо.

Как ни странно, она казалась не такой свирепой, как раньше. Кивнула и молча вышла. Может быть, ее больше устраивал мир, где никто не говорит «пожалуйста» и «спасибо», господа знают свое место, а она свое. Так ей удобнее? Получать приказы вместо просьб? Неужели Генри прав и таков естественный порядок вещей?

В любом случае мне она сегодня была ни к чему. Я точно знала, в чем выйду к столу, как уложу волосы, какую выберу косметику. Я вынула из чемодана мамино платье – к счастью, этот материал ложился идеально, без складок.

Я надела его и решила обойтись без кудряшек принцессы. Нагрела щипцы и распрямила волосы, чтоб висели вертикально, челка до ресниц, сзади пряди падают на плечи. С угрюмым удовлетворением посмотрела на себя в зеркало. Платье было само совершенство – серебристо-серое, без лямок, тысячи крошечных черных как смоль бисерин сверкали и переливались, собираясь гроздьями, словно стаи скворцов. Может быть, моя мать не очень старалась быть матерью, но уж платья-то она шить умела, в этом надо отдать ей должное. Много работы было вложено в этот наряд, каждая бусинка пришита вручную. Тут-то я и подумала, что она, пожалуй, самую капельку меня любила, раз сшила для меня это.

Порывшись в косметичке, я выбрала самые черные тени и нарисовала на веках два ровных крыла, приподнятых к внешнему краю. Бросила последний взгляд в зеркало. Принцесса исчезла. Я снова была самой собой и – это меня порадовало – выглядела немножко даже опасной.

Я решила, что распития аперитивов в столовой не выдержу, если вообще это будет иметь место, и спустилась сразу к ужину, в одиночестве. Меня нисколько не удивило отсутствие Шафина. Я отчасти ожидала, что и Нел останется у себя в комнате и с каждым разом нас за ужином будет на одного меньше, как в фильме по детективу Агаты Кристи «Десять негритят», но она была тут – или обмылок, призрак былой Нел.

Теперь я сидела от Генри через стул, между нами поместилась Лара. За ланчем-то мы были рядом. Я подумала: наверное, меня за то наказали, что я кричала и требовала вызвать «скорую». Ужин начался в очень серьезной, даже мрачной обстановке, но после перемены блюд, когда выпили уже не первый бокал, Средневековцы, по своему обыкновению, расшумелись, девочки хихикали и верещали как ни в чем не бывало. Словно с Шафином не случилось никакой беды. Я долго возилась с едой. Подали уху, а я не любительница рыбного супа, тем более что я припомнила правило: накануне убийства оленя мы ели оленину, перед стрельбой по фазанам – птицу, начиненную дробью, а завтра нам предстоит рыбалка. Трудно было поверить, что спортивные забавы продолжатся после всего, что уже произошло, но, очевидно, судя по разговору за столом, такие неприятности не представляли собой ничего выдающегося. Примерно раз сто я услышала слова: «Такое часто бывает».

Такое часто бывает. Такое часто бывает. У каждого нашлась своя история про дядю, двоюродного брата или гостя, который попал под выстрел во время стрельбы по фазанам. Что-то меня это не очень убедило.

Единственный раз Шафин был упомянут по имени, когда Генри встал, постучал серебряным ножом по бокалу и дождался, чтобы все замолчали.

– Я, разумеется, не стану сегодня произносить тост в честь удачной стрельбы, – сказал он, – из уважения к Шафину, который был слегка ранен.

Слегка. Я вспомнила, как сочилась сквозь рукав куртки его кровь, и прикусила язык.

– Но я предлагаю выпить за Шафина и пожелать ему скорейшего выздоровления.