Клер Макинтош - Позволь мне солгать [Litres]

– Ох, Билли…

– Потом он не смог выплачивать проценты, а потом… – Он замолкает, но я знаю, что он хочет сказать. «А потом твой папа покончил с собой, а долг остался висеть на мне» .

Впервые за девятнадцать месяцев я вижу хоть какую-то причину для папиного самоубийства.

– Почему ты мне раньше об этом не говорил?

Билли не отвечает.

– Какого размера кредит? Давай я все оплачу.

– Я не стану брать у тебя деньги, Энни.

– Это папины деньги! Будет справедливо, если ты ими воспользуешься.

Билли полностью поворачивается ко мне и опускает руки мне на плечи.

– Это первое правило ведения бизнеса, Энни, – проникновенно говорит он. – Нужно держать деньги компании отдельно от личных фондов.

– Но я совладелец компании! Если я хочу спасти бизнес…

– Это так не работает. Компания должна сама приносить прибыль, а если этого не происходит… что ж, тогда стоит уходить с рынка. – Он отмахивается от моих попыток возразить. – Может, погоняем ее немного, что скажешь? – Билли указывает на «порше». Разговор о долге окончен.

Я училась водить на «Форде-Эскорте» («Начни с чего-нибудь попроще, Анна»), но, едва получила права, ничто меня уже не сдерживало. Каждые выходные я мыла машины у родителей в магазине, а за это они позволяли мне кататься на автомобилях из демонстрационного зала, и я знала, что папа, мама и Билли мне голову оторвут, если я не вернусь в целости и невредимости. Конечно, я никогда так и не научилась разъезжать с такой скоростью, как мама, но гоночные автомобили для меня не в новинку.

– А как же! – отвечаю.

Дороги мокрые, и «порше» чуть заносит на поворотах, поэтому я выезжаю из города, чтобы разогнаться, и улыбаюсь Билли, наслаждаясь свободой в этой машине без автолюльки на заднем сиденье. Собственно, в «бокстере» вообще нет заднего сиденья. В какой-то момент я замечаю тревогу на лице дяди.

– Я разогналась всего до шестидесяти двух!

Но затем я понимаю, что Билли волнует вовсе не скорость: он заметил придорожный знак, на котором указано расстояние до Бичи-Хед. Я не думала о том, куда еду, просто получала удовольствие от мощного мотора и податливости руля под моими пальцами, подергивавшегося, точно живое существо.

– Прости. Я не нарочно.

Билли не бывал на Бичи-Хед после смерти мамы и папы. Для тест-драйва он катает покупателей по другой дороге, в сторону Бексхилла и Гастингса. В зеркале я вижу его лицо, бледное, измученное, и убираю ногу с педали акселератора, но не разворачиваюсь.

– Может, прогуляемся там? Отдадим дань уважения.

– Ох, Энни, кисонька, не знаю…

– Пожалуйста, дядя Билли. Я не хочу идти туда одна.

После напряженного молчания он соглашается.

Я оставляю машину на той же парковке, что и мама с папой. Тут мне не нужно искать призраков – они повсюду. Я вижу тропинки, по которым они прошли. Таблички, которые они миновали.

В последний раз я приходила сюда на мамин день рождения: тут я чувствовала себя ближе к ней, чем в углу кладбища, где стоят два небольших надгробия с годами жизни моих родителей. Скалы выглядят как прежде, но терзающий меня вопрос изменился. Не «почему?», а «кто?». Кто был здесь с мамой в тот день?

И что здесь делал папа?

«Самоубийство? Едва ли».

– Ладно?

Билли скрепя сердце кивает.

Я запираю машину и беру его под руку. Дядя немного успокаивается, и мы идем к краю мыса. «Нужно сосредотачиваться на хороших воспоминаниях», – думаю я.

– А помнишь, как вы с папой решили вырядиться персонажами шоу «Кранки» на вечеринку?

Билли смеется.

– Мы долго спорили, кому достанется роль Малыша Джимми. И я выиграл, конечно, потому что я-то был пониже ростом, только вот…

– Только вот вы тогда поссорились и как принялись мутузить друг друга!

Мы хохочем, вспоминая, как папа и «Малыш Джимми» кубарем покатились по полу демонстрационного зала. Папа с дядей ссорились, как и все братья: их скандалы были громкими, но прекращались, едва успев начаться.

Некоторое время мы гуляем в приятной тишине, и только Билли время от времени хихикает, вспоминая тот маскарад. Он сжимает мою руку.

– Спасибо, что уговорила меня прийти сюда. Настало время самому все увидеть.

Дойдя до вершины скалы, мы останавливаемся на почтительном расстоянии от края.

Мы оба не надели водоотталкивающие плащи, а дождь усилился, и капли пропитывают мою курточку. Вдалеке на свинцовых волнах покачивается лодка с красным парусом. Я думаю о том, что чувствовала мама, стоя здесь. Ей было страшно? Может быть, она пришла сюда с человеком, которому доверяла? Человеком, которого считала другом. Или даже с любовником – хотя от одной мысли об этом мне становится тошно. Возможно ли, что мама изменяла папе?

– Как ты думаешь, она знала?

Билли молчит.

– Когда она пришла сюда… Как думаешь, она знала, что умрет?

– Энни, не надо.

Билли поворачивается и идет обратно, в сторону парковки.

– Разве тебе не хочется узнать, что произошло на самом деле?

– Нет. Отдай мне ключи. Теперь машину поведу я.

Дождем волосы Билли прибило к голове. Он протягивает мне руку, но я не шевелюсь, с вызовом глядя на него.

– Неужели ты не понимаешь? Если маму и папу убили, это все меняет. Это значит, что они нас не бросали. Это значит, что они не отреклись от жизни. И полиция будет искать их убийцу. Они найдут ответы, Билли!

Мы смотрим друг на друга, и я в ужасе замечаю, что Билли плачет. Его губы шевелятся, но с них не слетает ни слова, будто он на экране телевизора с выключенным звуком.

Вдруг звук включается, и я всем сердцем жалею, что не поехала в сторону Гастингса.

– Мне не нужны ответы, Энни. Я не хочу думать о том, как они умерли. Я хочу помнить, как они жили. Помнить все хорошее, веселые времена, все наши вечера в пабе. – Он все сильнее повышает голос, уже почти кричит, и ветер швыряет его слова мне в лицо.

Слезы уже не катятся градом по его щекам, но я еще никогда не видела Билли в таком состоянии. Никогда не видела, чтобы он выходил из себя. Кулаки у него сжаты, он переминается с ноги на ногу, будто готов вступить в драку.

– Маму убили! Разве ты не хочешь узнать, кто это сделал?

– Это ничего не изменит. Это ее не вернет.

– Но мы добьемся хоть какой-то справедливости. Кто-то заплатит за то, что сделал.

Билли отворачивается и идет прочь. Я бегу за ним, хватаю за плечо.

– Мне просто нужны ответы, дядя Билли! Я так ее любила…

Он останавливается, но не смотрит на меня, и на его лице отражается горе, и гнев, и что-то еще, что-то неожиданное. Я все понимаю за секунду до того, как он открывает рот. Его слова звучат так тихо, что их едва не уносит ветром. Едва.

– Я тоже.

Мы сидим на парковке и смотрим, как капли барабанят по ветровому стеклу. Поднялся сильный ветер, он завывает за окнами машины, и я рада, что мы спустились со скалы именно сейчас.